помираем!
С этой стороны, ближе к входным воротам, держали гражданских, видимо евреев. Народ до того оголодал, что немцы туда только с собаками заходили. Просунул буханку под проволоку. Что началось!
То же самое и там, где военные были. В обед привозили хлеб и вареную брюкву. Раздавали еще мучную похлебку. Но через день… крик, гвалт. Каждый хуже любой скотины. И обиды никакой, до отчаяния дошли.
Через месяц стали завозить хлеб, правда, за деньги. Хочешь буханку – плати 60 грошей. Первый раз, когда привезли, сказали, что по такой цене, так Миколай не поверил. Думал, шутят. У него карман денег был. В карты выиграл в самом начале плена. В селе, где колонну остановили на передых, разрешили пройти по хатам и попросить поесть. В одном из домов несколько пленных ожидали, когда хозяйка сварит картошки. Пока ожидали, решили перекинуться в карты. Игра сразу пошла на интерес. Ну и Миколай к ним подсел. Дома мужики частенько по вечерам резались в очко. Его приняли, но вначале потребовали показать злотые. Потом, когда ему пошло везение, обозвали шулером. Были деньги их, стали его. Хотели поколотить, да поняли, что с Миколаем сладить трудно. Но картошки не дали. Деньги сунул в карманы, так, на всякий случай. Правда, вскоре хотел выбросить: к чему они? И вот на тебе.
Немцы нет, не шутили. Кто был с деньгами, стали быстренько в очередь выстраиваться. Таких оказалось немного. Но из нескольких десятков тысяч набралось порядочно. Миколай односельчанина Шельму за плечо:
– Давай со мной, быстрее!
И бегом к очереди.
– На деньги, становись. Надо набрать себе и хлопцам.
Радости сколько было. Держат хлеб, гладят его, как малое дитя, плачут.
За месяц фабрику, все ее закутки пленные вылизали так, что она табаком и не пахла. С куревом совсем плохо стало. Без хлеба вроде бы и держались, а вот без табачка никак. Беда.
– Дырман, иди сюда, – потянул его за рукав невысокий еврейчик, из гражданских. Он все время около Миколая вертелся. – Слушай, что я тебе скажу: у тебя есть хлеб, а я имею сигареты. Давай обмен делать.
– Согласен.
Обменялись. У того слезы на глазах. Хлеб к груди и бегом туда, к проволоке. Миколай смотрит ему вслед, может, сядет, отломит себе кусок. Нет, бегом, без оглядки. Да-а-а!
Сам закурил. Только затянулся, а с него уже соседи глаз не сводят, каждый хоть на затяжку, но надеется.
– Кури, хлопцы.
– Ох, мамо, мамо…
По две затяжки на брата – и сразу легче.
Так и пошло: Миколай еврею хлеб, тот ему сигареты.
– Только вот где он их достает? – удивлялись пленные. – За проволоку не выпускают. Не иначе где-то на фабрике.
Миколай к нему с вопросом:
– Хаим, скажи где?
– Как скажу, так без хлеба останусь.
– Да нет…
Не согласился. Хаиму он со станции хлеб приносил исправно. Сдружились.
Через неделю тот подошел к Миколаю:
– Завтра нас поведут отсюда. Куда, не знаю. Идем, покажу тебе, где есть курево.
В подвале