Николай Еленевский

Сердцебиение (сборник)


Скачать книгу

своей третьей ногой. Мы сидим на лавке, длинной, темной от времени доске, плотно прикрепленной к двум подгнившим, но еще крепким дубовым столбикам. Сколько поколений пересидело на ней. Все Яромчики, от мала до велика, за те годы, что стоит здесь их усадьба. Позади такая же темная стена хаты, впитавшая уже немного осеннего солнца и теперь приятно гревшая спины.

* * *

      – Давай-ка, небож, если согласен слушать, пойдем неспешным шагом. Мобилизовали меня в польскую армию, это уже повторно, летом в тридцать девятом году. Перед самой мировой войной. Служил рядовым солдатом. Попал в плен к Советам. Нас много попало. Стрельбы между не было. Пришли от Красной армии офицеры:

      – Сдавайтесь, вы окружены.

      Погрузили в эшелон и повезли куда-то под Москву. Выгрузили. Построили. Перед нами советский военный начальник:

      – Ну что, панове, попали нам в руки. Будет вам и семнадцатый год, и восемнадцатый. Теперь вам времени на все хватит.

      Мы переживаем, что с нами будет. Сильно расстрела боялись. Еще по эшелону слухи ходили, что везут для расстрела. Молодые, жить ох как хочется! О расстреле разговора нет. Приказали идти в столовую. Хлопцы повеселели, если кормят, значит, не для пули.

      В столовой нам покушать дали. Кто ест, хотя проголодались крепко, а кто от переживаний только ложкой по миске водит. Хлеба на столах осталось много, уйма. Думаю, нехорошо, надо бы с собой немного захватить, и стал его по карманам рассовывать. А тот военный за мною наблюдает, подходит и говорит:

      – Правильно делаешь, солдат, впереди очень дальняя дорога.

      Киваю головой, соглашаюсь. Дальняя дорога без хлеба – сплошная мука. Что пленному солдату надо: хлеб да махорка.

      – Набирай, солдат, сколько можешь, он тебе потребуется.

      Покормили, построили, повели на сортировку.

      Там сразу новая команда:

      – Собирай пожитки, выходи строиться!

      Какие у пленного пожитки: все его, что на нем, да еще ложка с котелком, бритва, кружка в вещевом мешке. С еды ничего, а я своему хлебу радуюсь.

      Погрузили в эшелоны и повезли. Долго везли и медленно. У хлопцев аппетит появился. Просят: дай не то что корку пожевать, а хоть понюхать кусочек. От голода животы подводит. Хлеб утек из вещмешка, что вода в засуху. Где-то под городом Горьким загнали эшелоны в тупик. Конвоиры дают команду:

      – Выходи, панове-вояки!

      И смеются…

* * *

      Повели их в казармы какой-то части. Там уже были такие, как они. Большой плац. Стоят несколько десятков рядов, может, тысячи человек. Здесь из них самый высокий военный чин и говорит:

      – Товарищ Сталин распорядился, что те пленные, которые по Буг, поедут домой. Тех, которые по иную сторону, повезут в лагеря. Те все польские. Но при переписи говорите правду, а то беды не миновать.

      Начали делать перепись. Выстроились в очереди. Пошли расспросы, сверки документов. До самого декабря все протянулось. Кто до Буга, набралось где-то с полторы тысячи человек. Гадают, как решится их судьба. Чего только не передумали. Хуже нет, чем солдатская дума, когда человек в плену. Сколько всего переговорено, порассказано…

      Те,