потом… но отец ничего не говорил об Избеке. А сказал бы.
– Ваша Адигюль выходит замуж. Ты не знала? А моя мать уже готовит жениховы дары.
– Твоя мать?!
Ахсаб снисходительно рассмеялась:
– У них давным-давно договорено. Еще до того, как мой брат Мухатбек ушел на посвящение оружием. Он вот-вот вернется и сразу пошлет дары, – она мечтательно вздохнула. – Ты б видела, Мильям, какие там покрывала…
– А…
– Ты про Арваза? Да ну его, просто твоя сестра решила повеселиться перед свадьбой. Адигюль обещалась Мухатбеку. На проводах она подала ему воду из источника Тайи, вместо меня, представляешь?! А это значит – на жизнь и на смерть.
– На смерть… – неслышно повторила Мильям.
Последние слова Ахсаб почему-то поразили ее гораздо больше, чем новость о скором замужестве Адигюль. О воинах не говорят – смерть. Умирают женщины, старики, маленькие дети… и еще трусливые глобалы – они, как известно, зубами цепляются за свои смердящие шкуры. Воины Гау-Граза уходят к Могучему, который ждет их на пиру и рад каждому гостю. Но почему же так больно – когда уходят?!..
Она почти не помнила Харсуна, чье тело привезли в селение прошлым летом. Совсем не знала Айдабека – впрочем, его еще никто не видел убитым. Но Сурген…
Лучше не думать.
– Это только так говорится – на смерть, – пояснила Ахсаб. – Ну, заклинание. А Мухатбек точно вернется. Твоя сестра его держит, понимаешь?
Ее лицо вдруг стало загадочным – почти как вчера утром, когда они подрались из-за бабочки. Мильям сама пришла мириться: Ахсаб же не виновата, что родилась первой дочерью в семье. Само собой, она гордится своим тайным знанием. Так устроен мир, и устроен он справедливо… Справедливо!..
Это она, Мильям, словно неточная линия в чеканке, портит правильность и гармонию мира. Ну почему ей так хочется знать то, чего не позволено от рождения? Почему она все время думает об извечных, предопределенных вещах так, будто их возможно изменить?! И даже будто она… могла бы…
– Как держит?
Прикусила язык. Но Ахсаб сегодня не была настроена задаваться, свято храня древние тайны. Наоборот, ей самой не терпелось поделиться, похвастаться, рассказать:
– За шнурок. Из его и своих волос, с нитью из черной овцы и, кажется, еще с какой-то травой… я знаю, только забыла. Главное, конечно, чтобы он пролежал ночь в новолуние под Сокольим камнем, и чтобы обязательно дождь, ну, и заклинание… А потом разрезают напополам. И он точно вернется… тот, у кого половинка.
– Правда? А если глобалы его…
Асхаб пожала плечами:
– Можно, конечно, еще попросить Матерь Могучего, чтоб оберегала… но за шнурок вернее.
Мильям прикусила губу. Над вершиной Ала-Вана мохнатая туча, похожая на овечью шкуру, закрыла солнце, и оно выпустило между завитками небесной шерсти сноп ярких горячих стрел.
Значит, любой воин может остаться в живых, не уйти на пир Могучего, не пропасть без вести, не вернуться домой трупом в заскорузлом камуфляже. Если только