это наша земля. В силах вольного народа сделать так, чтобы нога чужеземца вовек не осквернила границы Гау-Граза. Наши древние горы помогут нам нести стражу, а наши женщины родят нам больше сыновей, чем возьмет война. И ответили славные ваны: да будет так! И стеною встали вдоль границы, и сыновья, вошедшие в возраст, встали с ними, готовые принять посвящение оружием.
И была битва…
Предание о славном Тизрит-ване, вечной войне и священной свободе Гау-Граза всегда произносилось в день проводов юноши на посвящение оружием. Мильям слышала его во второй раз. Когда уходил старший брат Айдабек, она еще не родилась, проводов Харсуна не помнила – была совсем маленькой… Но прошло всего девять месяцев с тех пор, как на войну отправился третий сын в семье, Избек, – тогда же, должно быть, был зачат восьмой, Абсалар. Для которого Каралар-ван тоже когда-нибудь произнесет это предание…
Мильям не сомневалась, что Каралар-ван так же вечен, как его легенды.
Он закончил, напоследок несколько раз перебрав струны. Мальчик уже держал наготове глиняную пиалу кумыса – сказитель никогда не пил вина. Восхищенная тишина постепенно наполнялась звуками: поначалу негромкие, они стремительно набирали силу, будто селевой поток из урочища на склоне Кур-Байги.
И вдруг разом оборвались. Потому что отец, славный воин Азмет-ван, – это о нем, о нем тоже только что говорил сказитель! – просто обвел толпу повелительным взглядом.
Он уже сидел на своем месте у циновки, по левую руку от Сургена. Пришло время последнего обряда, совершаемого перед тем, как оба воина отправятся в дорогу.
С еле слышным мягким звуком откинулся полог жилища. В проеме показалась Адигюль. Она успела переодеться в темно-лиловое платье без пояса, закуталась в длинную, шитую золотом накидку. На вытянутых руках – отдыхающими змейками поблескивали от локтей до запястий бесчисленные браслеты – первая дочь в семье несла серебряную чашу с золотым ободом, в который были вкраплены четыре пурпурных сверкающих камня.
Адигюль остановилась перед отцом и братом, опустилась на колени и протянула мужчинам чашу. Отец наклонился и, не касаясь чаши руками, сделал один длинный глоток. Затем отпил Сурген.
Воды из источника Тайи.
И еще по баклаге с этой водой каждый из них возьмет с собой на войну. А ведь вода – та самая… которую набирала она, Мильям. Тихонько улыбнулась, закрывшись краем накидки.
…Небо над селением стало совсем черным. На круглой, как яйцо, вершине Седу лежала луна, похожая на сырную лепешку. Затем два круга разъединились, пропустив между собой тоненькую полоску ночи.
Давно ушел Каралар-ван – он нигде не задерживался надолго, дорожа славой редкого и желанного гостя. Покинули подворок музыканты и танцовщицы, разошлись гости из соседних селений, да и местные потихоньку разбредались по своим жилищам; время от времени кто-то спотыкался о циновку, опрокидывая, а то и разбивая в черепки пустую миску или кувшин. В воздухе стоял вечерний стрекот сверчков и кузнечиков.
Но некоторые