извлечён лампой, как солнечным светом луна,
если я протяну руку, надвое, каждый себе
свет и тьма торопливо разделят её пополам.
Я захожу во тьму частями —
кисть, предплечье, плечо, спина,
удерживая зубами крик во рту, не отпуская звука,
Пальцы, ломая ногти, наткнулись, но это стена.
Я возвращаюсь – предплечье, кисть,
и выуживаю пустую руку.
И на краю стула,
качая правой ногою в туфле на каблуке,
как на краю пропасти, левой рукой охватив колено.
Бьются любви слова о зубы
и перекатываются на языке,
как тяжелая галька во рту картавого Демосфена.
нечувствительность
Фазиру Муалиму
А все про него-то думали – он герой,
спасатель, спаситель, стоящий за вас горой,
выманивает дудочкой крыс из нор,
и может свести, обидевшись, ваших детей,
смести в кулек, как мусор, сгрести их в горсть,
увлечь в просторы невидимых областей.
А он-то ищет кого-то, чей тонок слух,
детей или крыс – все равно, кого-то из двух,
кто есть, тот и будет за ним в темноту брести,
он просто ищет, кто слышит его дуду,
кто может радость от музыки обрести,
ему всё равно – в раю это, или в аду.
А здесь – ни рая, ни ада, ни света, ни мглы,
стерильная чистота и пусты углы,
и все так заняты чем-то, не знают чем,
но чем-то заняты очень, и вот беда —
не видят, не слышат, не замечают совсем,
и не нуждаются в музыке никогда.
Глазами больными глядя поверх голов,
в толпе бредёт отчаявшийся крысолов,
да только тут отродясь не бывает крыс,
и даже детей, и некого тут вести,
здесь бред и морок, и ветра сердитый свист,
у всех тут болезнь нечувствительности.
безнадежные слова о любви
Твоя душа, как река, в оковах тяжёлого сна.
Она покрыта льдом, не блестит и не льётся.
Осень, зима, осень, но всё никак не весна.
Река навсегда подо льдом, из неё никто не напьётся.
Тянуться холодными пальцами, едва касаться рукой,
словно боясь поранить или самой уколоться
кристаллами льда, иглами, холодной колючей мглой,
ледяными ненужными звёздами
на дне забытых колодцев.
В этих льдах нет различия между криком и тишиной,
в этой тьме нет разницы между жаждой и утоленьем,
есть только гулкая пропасть между тобой и мной.
И я стою, замерев, у самой границы тени,
пропихивая глотками вовнутрь бесполезную речь.
Зачем выговаривать фразу, если она не греет?
Зачем? Ведь река замерла, и воды не будут течь.
Зачем повторять в сотый раз,
словно заставляя поверить,
что вслед за каждой зимою обязана быть весна,
что любая река должна ожить весной,
что и твоя душа может очнуться от сна.
Что