ванных гробах: глаза залеплены тёмными очками, на зубах жвачка трещит, пузырится, а с ноздрей валит дым. Рулят они небрежно, как бы нехотя, в окна показывая с кулака палец вверх, – знак свой, как герб, несут придурки по жизни гордо. В салонах музыка из колонок рвётся на полную, последние мозги придуркам вышибает: весело им, ржут. А кто там впереди на дороге – взрослый ли человек переходит, или младенец бежит, али калека ползёт, какое придурку дело!
Мчатся придурки.
– Свят, свят, – озираясь, крестится старуха и наддаёт изо всех сил вперёд.
Но много ли на свете наберётся счастливчиков, что ушли невредимыми от скоростных придурков?
На тротуарах, среди прохожих, другие придурки, истошно вопя, рвут из карманов, из футляров телефоны с камерами.
Слух о том, что старуху вот-вот должны задавить, разлетелся быстрее скорости света. И раздался в воздухе гул и задрожала земля, как от табунов лошадей, – это стада придурков всех стран несутся глазеть!
В небо стрекоча поднимаются вертолёты…
Операторы и репортёры, точно выросли из-под земли, уж снимают старуху и ведут репортажи.
Жильцы выскакивают на балконы кто с кружкой чая и бутербродами, кто с пивом и орешками, кто со стульями и семечками и устраиваются поудобней. Юная, голая парочка влюблённых, видно только что с постели, радостно выпархивает на балкон с телефонами в руках. Обнимаясь, юноша и девушка лижут друг дружку весело, словно щенятки, и летающую по дороге старуху успевают снимать.
Толстой тётке на третьем этаже ужас как не повезло: в волнении захватывающего зрелища, она вместо кружка колбасы запихала торопливо в рот весь батон, но проглотить не смогла – подавилась. С глазами по фонарю, хрипя и хватаясь за горло, она перевесилась через перила балкона, багровея.
Снизу публика, показывая пальцами на тётку, сладко ахает.
А один придурок на пятом этаже в раскрытом окне до того довертелся с камерой, что сорвался и полетел. Благо жена в последнее мгновение успела схватить мужа за гачу.
– Караул! – вопит он ужасно, повиснув вниз головой.
– Ох, Жорик, ах касатик ты мой, – держит мужа одной рукою жена, а другой ещё крепче сжимает телефон и на него снимает бурлящую толпою улицу. – Больше сил моих нет, рука устала… Ой, не выдержу! – голосит она, – ой, могу отпустить!
– Что же ты, родная, меня одной-то рукою держишь, второй хватай! – надрывает глотку муж. – Грохнусь и костей не соберу, а нам внука ещё ростить!
– Жорик, родненький, – отвечает, рыдая, придурочная жена, – ты прости уж меня за всё, если что… может, больше не свидимся! Телефон, проклятый, так прирос к руке, что не могу от него оторваться.
Жалко ей мужа, ах жалко до боли! Столько лет были вместе, столько бед и радостей пережили, не один пуд соли съели, серебряную свадьбу недавно отметили. Но вот страсть ей охота, дороже жизни своей и мужа, заснять на телефон и показать подругам на работе, как старуху задавили.
Публика, задрав физиономии и камеры, в немом восторге таращится на вопящего от страха Жорика.
И публике, как на зло, хоть разорвись – везде интересно, не оторвёшься: там, на дороге, старуху сию секунду должны раздавить; здесь Жорик вот-вот полетит и расхлещет себе череп вдребезги; а вон ещё толстая тётка, что перегнулась на перилах и дёргается в конвульсиях, сейчас всей тушей грохнется на пластиковый козырёк магазина и разнесёт его в пух и прах, – ну как такое пропустишь!
Мечутся, суетятся придурки, есть-есть на что поглазеть и заснять на камеру! Но, главное, как повсюду поспеть? Хоть и вправду разорвись на части!
Несутся придурки по дороге.
Глазеют придурки восхищённо с тротуаров на старуху, летающую от машин.
Восковый Жорик, крестясь, с ужасом слушает жуткий треск своей гачи и чует на себе леденящее объятие смерти.
Толстая тётка на перилах, уж синяя, обводя прощальным гаснущим взором вопящие улицы, сожалеет в прожитой жизни только об одном: что не довелось до конца досмотреть зрелище.
Полицейские, молодцы, сработали оперативно – перекрыли все выходы из города, чтобы потом, когда раздавят старуху, без проволочек задержать преступников. А теперь полицейские и спасатели, с деловитым видом и не спеша, освобождают от публики те места, куда, по их разумению, вонзится черепом Жорик и, пробив козырёк магазина, хлестанётся о крыльцо тётка.
Врач скорой помощи, опытным взглядом оценив обстановку, с руганью требует в телефон, чтобы скорее отправляли подкрепление – несколько труповозок.
Пялятся радостно придурки.
Снимают на камеры и млеют придурки.
– А-а-ах!!! – вырывается одним мощным восторженным выдохом из глоток публики каждый раз при виде того, как старуха чудом выпархивает раненой птицей из-под колёс то одной, то другой машины.
Тротуары кишат толпами народа.
– Ну что там, жива ли ещё? Скоро ли? – ревут задние, изнемогая в любопытстве, и, вытянув