и на любом языке. Но рекомендовано было по возможности стараться обходиться вообще без обращений и использовать фразы вроде: «Извините за беспокойство, а не подскажете ли…» Допускалось также любое (из предложенных трёх) первое обращение, после которого Ваш собеседник мог Вас поправить, указав, как он хочет, чтобы Вы к нему обращались. Со своей стороны, Вы так же могли его проинформировать о предпочтительном для Вас обращении. И если Вы оба в предложенных вариантах не видели для себя ничего оскорбительного, ущемляющего Ваши «права и свободы», Вы могли продолжить беседу. Вы могли ещё три раза оговориться, обратившись к Вашему собеседнику, не так, как он пожелал. Он мог Вас ещё раз поправить, а мог и нет, но после Вашей четвёртой оговорки Ваш собеседник вполне мог привлечь Вас за оскорбление, нарушение его прав и прочее.
За прошедшие четверть с лишним века ничего кроме этого соломонова решения предложено не было. И Мировым правительством, и Евросоюзом оно было признано правовой нормой. И эта норма неукоснительно соблюдалась в Городе
Но ещё нельзя было и спросить абы о чём, чтобы не нарваться на обвинение во вмешательстве в личную жизнь и, опять же, в покушении на «права и свободы». Под запретом, например, оказались привычные англоязычное «how do you do» – за откровенное и беспардонное вмешательство в личную жизнь, – и русское «здравствуйте», как прозрачный намёк на плохое состояние здоровья или, по крайней мере, не очень свежий вид.
В общем, здесь нельзя было подойти и привычно сказать: «Привет! Как дела? Девушка, а как Вас зовут?» Тут же мог быть вызван адвокат, чтобы зафиксировать Ваше вмешательство в личную жизнь, оскорбление или ущемление в правах, путём причисления к некой возрастной и половой группе. Этих адвокатов, нотариусов на Главной улице было, даже, больше, чем всяких экстрасенсов, колдунов, магов, шаманов и целителей. Просто они не так бросались в глаза. Только самые известные и уважаемые вывешивали у входов в дома, сделанные «под бронзу» таблички. Это следование давним традициям считалось признаком солидности и респектабельности. Большинство этих адвокатов просто снимали небольшие комнатушки с окнами на Главную улицу или Бульвар. Их электронные помощники нещадно пытались спамить информеры всех, проходящих в радиусе двухсот-трёхсот метров. И это почему-то не считалось ни вмешательством в личную жизнь, ни нарушением прав и свобод. Как и откровенное шпионство за всеми, проходящими мимо, с помощью не меньше десятка камер и направленных микрофонов, установленных под окнами адвокатских комнатушек. С их помощью эти защитники прав и свобод пытались зафиксировать хоть какие-то конфликты, хоть малый намёк на их возможность и тут же стремглав неслись на улицу, пытаясь обогнать конкурентов, чтобы предложить свои услуги. Обвинить их в незаконной слежке было практически невозможно. Они, если что, уверяли, конечно, что оказались рядом