халатом. Через какое-то время его голос срывался на хрип и почти стон, он ронял голову на край кровати, тяжело дышал, потом с трудом вставал и удалялся.
Я так завидовал Вене – есть же человек, который так его любит!
Хотя Вениамин и писал мне:
«Я его боюсь. Не знаю почему, но мне страшно. Я лежу, боюсь пошевелиться».
Лешка недолго существовал в моем сознании, как друг.
Однажды пропал Венин блокнот, в котором были записаны его слова, которые не звучали, в том числе и внесенные туда в ночи выходных. Пока мы искали пропажу, Лешка, злорадно ухмыляясь, наблюдал за нами, а потом несколько раз бегал в комнату идиотов в конце коридора, возвращался довольный.
В ближайшие выходные, когда Соня ночью пришла к нам, я услышал поспешные шаги, следовавшие за ней, и вот в нашей комнате вспыхнул свет, на пороге стояла завуч младших классов Нина Васильевна – «Нива».
Наказание последовало в понедельник во время обеда дошкольников и учеников первых трех классов.
Меня и Соню раздели догола и выставили на общее обозрение. Раньше таким наказаниям подвергались только дошколята.
Идиоты смеялись, тыкали в нас пальцами, даже кое-кто из психов криво усмехался.
Мне казалось, что их взгляды забираются внутрь меня, шарят там, оставляя липкие, сильно вонявшие следы, смех и хихиканье, усиленные моим тонким слухом, колоколом звучали в голове, я начал дрожать, казалось, голова сейчас расколется от стоявшего в ней грохота.
Веня встал из-за стола, подошел к нам, снял форменный пиджак и накинул его на плечи Сони, запахнул, застегнул на пуговицы. Она, казалось, утонула в его одежде.
Мне он протянул тарелку, я прикрылся.
– Вениамин, хочешь присоединиться к ним? – грозно пронесся по залу столовой голос Нивы.
Она решительно двинулась в нашу сторону, сорвала с Сони пиджак и бросила его в Венькино лицо. Потом она схватилась за тарелку, потянула ее на себя. Я не отпускал. Она дернула еще раз, уже сильнее, я разжал пальцы, ее рука, не ожидая свободы, дернулась назад, тарелка ударилась об угол стола, осколки разлетелись по полу.
Я весь сжался, даже присел, но не избежал сильного подзатыльника, упал на четвереньки и заплакал. Сквозь слезы посмотрел на Соню – она стояла с блаженной улыбкой и закрытыми глазами – она была там, очень далеко, в своей сказочной стране.
Так меня предал друг.
Соня больше не приходила, зато все чаще стала на уроках прикрывать глаза, сгибать и разгибать пальцы рук.
Комнаты, где жили ученики младших классов, начали запирать на ночь, ключ от нашей был у завхоза.
В конце первой четверти второго класса Баба Лена забрала все же меня из интерната. Я переехал в ее двухкомнатную квартиру на седьмом этаже двенадцатиэтажного дома на углу Орбели и Пархоменко, из окон которой был виден парк Лесотехнической Академии.
Я пошел в обычную школу.
Я долго присматривался, но по квалификации интернатовской тети Клавы здесь не было идиотов и психов, все были обычными,