а я замирал рядом, впитывая живое звучание музыки.
– Хочешь научиться? – спросила она.
– Да, – выдохнул я.
Но стоило мне коснуться клавиш, как все во мне напрягалось – это было очень громко, и эти звуки издавал инструмент из-за меня, этого я себе не мог позволить и отказался от занятий.
Еще в квартире был проигрыватель и много пластинок с классической музыкой. Там я впервые услышал Баха не в мысленном исполнении Вени, а в прекрасном исполнении органа и симфонического оркестра.
Видя мою тягу к звучанию нот, Баба Лена начала водить меня в Филармонию. Где я увидел, как выглядят те инструменты, которые создают гармонию, звуки волнующие, трогающие, изумляющие, завораживающие, но не пугающие.
Я научился выделять в звучании оркестра отдельные инструменты, заглушая мысленно звук других. Я мог, сидя в зале, слушать скрипку или рояль, полностью выключив звук остального оркестра, даже научился оставлять звук только одной скрипки, постепенно понижая мысленно громкость других.
Когда я бывал в плену музыки, отключалась моя способность слышать что-либо еще, давала сбой моя система постоянного мониторинга окружающей обстановки. Я забывал обо всем, я ничего не опасался, ни о чем не думал – парил в невесомости, чем-то напоминавшей Сонину страну.
Первые два года Баба Лена обязана была раз в месяц приводить меня в интернат на беседу с врачом – противным дядькой в проволочных очках, с резиновым молоточком в руках и списком непонятных, запутанных вопросов. Конечно, при этих посещениях я находил несколько минут повидаться с Веней и Соней. Они, как и я, были очень рады этим встречам.
Начиная уже с четвертого класса, я посещал интернат только один раз в три месяца, но зато в пятом Баба Лена устроила мне настоящий праздник – она договорилась с директором и Веня с Соней пришли к нам домой на мой день рождения, на целый день, Веня тогда исписал два блокнота.
С шестого класса визиты к врачу стали обязательными раз в полгода.
Вот тогда, при весеннем посещении, Веня меня напугал.
Я зашел к нему, присел на соседнюю кровать, он, казалось, через силу улыбнулся, вяло пожал мне руку, было впечатление, что он не рад.
В комнате стоял тяжелый запах. Я оглядывался и принюхивался, Веня это заметил, протянул мне блокнот:
«Я не моюсь».
– Почему?
«Я надеюсь стать для них противным. Но они сами насильно меня моют».
– Кто?
Он отвернулся к стене и больше не реагировал на мои вопросы.
Я прислушался, от него не исходила музыка.
– Ты не слушаешь музыку? – спросил я.
Он, не поворачиваясь, протянул руку, взял с тумбочки блокнот, что-то написал и, также глядя в стену, протянул мне ответ:
«Она больше не звучит».
В следующее мое посещение, я не застал Веню, пошел искать его по классам, встретил Соню.
– Он в больнице, – объяснила она.
– Что случилось?
– Он