гулял по берегу реки.
– Ну что, как тебе в новой расе?
– Еще не понял. А вообще, странно. Даже не то, что мы новая раса, а то как все к этому относятся. Ужас!
– Ага, ужас! Соседки только и делают, что про врагов говорят.
– Почему врагов?
– Да кто их знает? – зевнул Инад. – Ладно, ну их!
Они сидели на берегу. Будто и не было этого странного утра и никого кроме лестонов в мире нет.
– Ты знаешь, – сказал Атир, задумчиво бултыхая ногами в воде, – я хочу ее найти.
– Кого? Ту девушку? – Инад выстругивал фигурку из ветки дерева. – Маловероятно.
– Почему?
– Ну, во-первых, ты не знаешь кто она. Во-вторых, где ее искать-то? В старых преданиях о разных существах ничего точного не указано. Я вообще особо не доверяю этим сказаниям, потому что во внешнем мире нас может ждать кто-то иной. И если предположить, что ты ее найдешь – разве можно ей доверять? Сам говорил, что это кошмары.
Атир посмотрел на солнце и зажмурился, готовясь к новому витку размышлений. Но умственный процесс был прерван окликом.
– Вот ты где! – на опушке стоял отец. Седовласый, с пышными усами и грозным взглядом.
– Здравствуй, па.
– Здравствуйте, Ронго! – весело помахал Инад.
– Тебе, видимо, совсем до нас дела нет! – сказал Ронго, проигнорировав друга сына.
– Если ты о сорняках, то я скоро приду.
– Матери плохо, – он сильнее сдвинул брови. – Лежит, причитает не пойми что. От еды отказывается.
Атир вздохнул, мельком махнул другу и направился к отцу. По дороге молча выслушивал его укоры. Нечего и ждать, что жизнь теперь изменится. Наличие правителя ничем на его родителей не повлияла. «Зачем он тогда вообще нужен?», – растерянно думал он.
По пути он все же заскочил к себе за лаптями. У него не было желания слушать очередную тираду на тему его вечных простуд.
Родительский дом был больше и крепче. Строили его из белого камня. Это Атиру захотелось романтики и он настоял на деревянном жилище. Односельчане к его капризу отнеслись прохладно, но в строительстве помогли. И сейчас, стоя на пороге, Атир кожей чувствовал недружелюбность камня. «И как здесь можно жить?»
За дверью царил полумрак. Когда Равили, матери Атира, становилось плохо, то она настаивала на темноте. Будучи актрисой местного театра, она во все события жизни привносила эффект трагичности. Комедии ее не прельщали.
Атир думал об этом, стоя посреди комнаты и понимая, что отец остался снаружи.
– Милый, это ты?
Голос звучал из соседней комнаты и Атир, так и не привыкнув к темноте, стал медленно продвигаться вперед.
Мать лежала посреди широкой кровати. Ее освещал мягкий свет, проникающий из-за тонких штор. Несмотря на преклонный возраст, она старалась выглядеть юной и прекрасной. Хотя слой краски на лице и уставший от жизни взгляд во всю говорили об обратном.