знаю. Чтобы он размялся, проветрился. Рэйчел, она сумасшедшая. Совсем полоумная. Кто еще будет жить в доме, где над тобой летает стая птиц?
– А как она притащила покойника в лес? Он ведь тяжелый.
Элисон молчала, и я подумала, что наконец-то обставила ее по очкам. Но в победителях я просидела недолго.
– Ну конечно, кресло-каталка! Вот почему оно до сих пор стоит в саду.
Однако я с ходу опровергла ее довод:
– Кресло плющом заросло и бог знает чем еще. Им давно не пользовались.
Проигнорировав мое возражение, Элисон выложила свой главный козырь:
– Это все ерунда. В том фильме знаешь, как звали психа? Норман Бейтс. А его мать – миссис Бейтс. Миссис Бейтс.
Сейчас я не могу объяснить, почему этот аргумент – глупейший и наиболее иррациональный из всех прочих – лишил меня способности сопротивляться. Возможно, я просто устала спорить. И тем не менее, пусть и не соглашаясь с тем, что наша ситуация во всем, в каждой детали совпадает с фильмом (к тому же содержание фильма по-прежнему представлялось мне очень путаным), я окончательно прониклась убеждением, что мы угодили в самую гущу ужасной тайны, ключ к разгадке – Бешеная Птичья Женщина, и если мы хотим подобраться к ней поближе, то необходимо разузнать как можно больше о человеке – или мертвеце, – чей силуэт мы увидели в окошке дома номер 11 по Лишнему переулку.
Иначе говоря, нам придется спуститься в тот подвал.
9
Второе озарение снизошло на Элисон следующим утром.
Встала она довольно поздно, и, когда явилась ко мне с новой гениальной идеей, я сидела под самой верхушкой сливового дерева в надежде провести хоть полчаса в тишине и покое.
Утро выдалось напряженным. За завтраком бабушка и дедушка держались скованно, если не сказать угрюмо. Ба суетилась, поджаривая хлеб, заваривая чай, но мысли ее были где-то далеко. Дедушка же прятался за газетой. На первой полосе, как всегда, говорилось о войне в Ираке. Сыновья Саддама Хусейна арестованы и убиты, извещал заголовок. Или что-то в этом роде.
Друг с другом они не разговаривали, что было совершенно не в характере обоих. Подавленная их молчанием, я тихонько намазала маслом хлеб и размешала сахар в чашке.
– Дедушка, – робко сказала я, – можно тебя спросить кое о чем?
– О чем? – тон его не располагал к дальнейшей беседе, но я продолжила: – Мы все еще воюем в Ираке?
– С этим все сложно, – ответил он, не отрываясь от газеты.
– А-а…
В отличие от дедушки, ба уловила разочарование в моем голосе.
– Никто толком не понимает, что там творится, – пояснила она. – И не переживай, что бы там ни происходило, Ирак от нас далеко.
– Саддам Хусейн наверняка разозлится из-за убитых сыновей.
– Он давно злится, и одним несчастьем меньше, одним больше, думаю, это для него уже ничего не изменит.
– Но он не нападет на нас? Ведь перед смертью Дэвид Келли сказал, что…
Дедушка не дал мне договорить. Сердито фыркнув, он швырнул газету на стол:
– У