многим западноевропейским городам, что вполне объясняется тем катастрофическим обеднением, которое испытывала Россия в страшные годы татарского ига.
В XV веке новые каменные церкви в Кремле строились сравнительно редко, а самые постройки были малозначительны. Это связано с тяжелыми внутренними распрями середины XV века, а также с опустошительными татарскими набегами. После Едигеева нашествия (1409 года) каменное строительство стало в Москве относительной редкостью. И. Е. Забелин, отмечая небольшое развитие каменного строительства и каменных построек в Москве до Ивана III, замечает: «Может быть, встретятся и еще свидетельства о таких постройках, но и они не послужат опровержением той истины, что город целые столетия не обладал достаточным богатством для своего устройства». Об общем количестве каменных и деревянных церквей в Москве дает понятие известие о пожаре 1476 года. В Кремле «обгорело» 10 каменных и сгорело 12 деревянных церквей.[163]
Общий облик Кремля до его переустройства в конце XV века при Иване III мало изменился и украсился по сравнению с временем Дмитрия Донского. Каменные кремлевские стены так и остались недостроенными. Поэтому во время набегов на Москву татары приступали к Кремлю там, где не было каменных стен. В самом Кремле произошло сравнительно мало изменений. Великокняжеский дворец, видимо, остался по—прежнему деревянным, возможно, за исключением 2–3 каменных палат.
Впрочем, несомненным новым веянием было стремление создавать каменные постройки – «палаты» – гражданского назначения. Инициатива в этой области принадлежала духовенству. В 1450 году митрополит Иона заложил на своем дворе каменную палату, а при ней домовую церковь Положения Ризы Богородицы. Этому примеру последовали монахи Симонова монастыря, воздвигнувшие на своем подворье в Кремле церковь Введения с палатою (1458 г.).[164] Назначение палат, видимо, заключалось в том, что они служили трапезами для торжественных поминальных обедов («кормов») и местом хранения книг и казны, надежным от пожаров.
Жилые каменные строения, как видим, возникают задолго до появления итальянских мастеров. Кроме великокняжеского дворца и митрополичьего двора, в Кремле стояли дворы удельных князей и бояр, а также подворья епископов и монастырей.
Значительную часть Кремля занимал великокняжеский двор, около которого стояла церковь Спаса Преображения, за ней прочно удержалось прозвище «на бору». Поблизости от дворца помещались великокняжеские хозяйственные постройки – житный двор и конюшни, существовавшие, по—видимому, на этих местах и в XVII веке, так как житницы с хлебными запасами, заготовленными на случай осады, имелись в каждом укрепленном замке древней России.
Великокняжеский дворец был деревянным, как и все гражданские постройки древней Москвы. Поэтому он горел наравне с другими постройками, как свеча, во время страшных московских пожаров. Внешний вид дворца и его внутреннее расположение не подвергается какому—либо восстановлению, так скудны