не можешь? Что тогда?
– Тогда? – тот задумался. – Тогда ты просто умрешь.
– О! – криво ухмыльнулась Адель. – Ты такой милый….
– Такова правда. Тебе не перед кем отчитываться. Проживешь, как проживешь, а затем умрешь.
– А в Бога ты, конечно же, не веришь, раз говоришь такое?
– В Бога? – с издевкой переспросил тот и залпом допил свой стакан. – Я сейчас.
Он взял свою трость и пошел в направление туалетов. На его лице застыло выражение неприязни, и это была никакая не маска. Адель наморщила лоб, словно бы заметила что-то не увязывающееся с образом человека, которого так хорошо знала, а потом отмахнулась.
Олден оставил свой бумажник на столе – забыл, наверное, убрать, когда расплачивался. Трезвой Адель ни за что бы, конечно, не осмелилась, но сейчас…. Ведь в бумажниках обычно хранят какие-то фотографии? Было бы интересно посмотреть на кого-то по-настоящему значимого для Олдена. Она смело взяла его в руку и раскрыла – бинго – миловидная девушка приблизительно двадцати лет пронзительно смотрела на нее с маленького цветного фото три на четыре. Ее красота не казалось яркой, но она, определенно, завораживала, словно каждой своей клеточкой эта девушка излучала сияние. Она была похожа на нежного ангела.
На полпути обратно Олден сбавил шаг, увидев свой бумажник в руках Адель, и сел за столик, пристально на нее таращась. Посмотрев в ответ, она не увидела в его больших карих глазах никакого осуждения, поэтому улыбнулась.
– Это ведь твоя жена? Такая молоденькая! А есть фото сына?
– Положи там, где взяла… – расщепляя каждое слово, молвил Олден.
Адель, опешив, подняла на него глаза и рассмотрела то, что сперва приняла за спокойствие. Олден был в ярости. Не той, что заставляет скулы ходить ходуном или охватывает щеки нездоровым румянцем. Казалось, что на его лице не напряжена ни одна мышца, хотя это лишь обман. Такого Олдена Адель еще не видела, и дай Господи никогда больше не увидеть.
– О Боже… – охнула она и положила бумажник на место. – Прости-прости-прости! Мне ужасно стыдно! – она накрыла его ладонь своей. – Ты простишь меня?
Тот тряхнул головой и снова стал прежним Олденом.
– Не бери в голову. Не знаю, что на меня нашло.
– Фу, слава Богу… – выдохнула с облегчением Адель. – У тебя было такое лицо, я думала мне крышка.
Олден безразлично отмахнулся и убрал свой бумажник внутрь пиджака.
– Пойдем, а то самолет улетит без нас.
Они надолго замолчали. Все эти сопряжённые с полетом инстанции мало располагают к задушевным беседам, да и хорошо, что они не разговаривали – надо было как-то переварить произошедший эпизод, ведь на минуту Олден превратился в совершенно другого человека. Того, кого боятся. Кого надо бояться… потому что он реально опасен.
Олден и сам ругал себя изо всех сил сейчас. Он не должен был так реагировать, но безумие подкралось к нему так быстро. Теперь он не мог пройти мимо ни одного зеркала или витрины, не выискивая происходящие