нем и сосредоточился. Выступал на политзанятиях перед рабочими, итээровцами, присутствовали на них и начальники цехов. Агитировать заводчан за Советскую власть, рвать рубашку на груди нужды не было. Ни разу не слышал дурного слова в ее адрес. Обстановка была откровенной, ораторы за словом в карман не лезли, говорили, не стесняясь, все, что думали. Рабочие стояли за Советы всецело и, самое главное, осознанно, не от страха перед начальством или «гэбухой».
Вопрос был в другом. Власть партии – вот она, а где же Советы? О том, кому принадлежит власть в стране, и разгорались дискуссии в заводском кабинете политпросвещения. Я говорил, что в результате социалистической революции власть партии, по определению, устанавливается сверху, а Советы – это самоуправление низовых коллективов, его сверху не внедришь. Вначале надо добиться, чтобы выросли и сложились грамотные, подкованные в своем деле объединения трудящихся. Без профессиональной подготовки, не имея производственного опыта и кругозора, успешно рулить не получится, да никто этого и не позволит.
В зале сидели классные спецы – рабочие, инженеры, рядовые и начальники, у которых не было, да и не могло быть, командирского чванства, все разговаривали на равных. Рабочие по уровню подготовки могли, без дураков, принимать участие в управлении производством, что, как показывал опыт, значительно повышало производительность и качество труда. Масса плюсов, но широкого и активного движения в этом направлении все никак не получалось. Тормозило то обстоятельство, что верхи, партийные и хозяйственные, пока стояли у штурвала, обросли коростой бюрократизма, хуже того, местами насквозь прогнили и морально, и идейно от укоренившейся вседозволенности. Чтобы отодвинуть их от власти, поставить под контроль коллективов, требовалась решительная политическая воля сверху – это с одной стороны. С другой – снизу – нужно было организовать массовое движение рабочих. И первое, и второе по силам было только коммунистам! Но тут опять же все решали верхи – круг порочным образом замыкался.
Что делать, когда нет приема, кроме лома? Заводчане понимали проблему, они изучали жизнь не по Гегелю и смотрели на меня так, будто сам Горбачев прислал мою персону бороться за власть Советов. Особенно когда прознали, что тесть работал в аппарате ЦК КПСС у М.А. Суслова. Короче, народ ко мне потянулся, что характерно – с производственными заботами. Завод оборонной важности, и, ясное дело, не всюду меня пускали. Стала доходить информация из секретных цехов, и я узнал про миллионы рублей, которые были брошены под ноги. Космическое изделие забраковали и бросили ржаветь у стенки. Почему забыли о нем? Признание брака могло повлечь наказание со стороны министерства. Я озадачился: как так, разве можно топтать народные деньги?
Однажды кто-то из рабочих спросил: как выглядит директор завода? Выяснилось, что такой вопрос мучил многих. Директор настолько заработался, что увидеть его в цеху стало историческим событием. Он вырос из простого работяги и вдруг ушел в себя,