а в Анишином кабаке; но вот что случилось с ним в нашем селе: некогда Руднев «принял на себя труд гонять лошадей своих на пруд; он с пруда домой пошел, на пути в кабак зашел». И пропил, батюшка ты мой, как бы тебе сказать, не солгать, что бишь… дай бог память… забыл… нет; да что же я? я-то что? Гнедую кобылу пропил… Он было хотел саврасую; но я не взял, почему что жеребая лошадь: где мне с ней возжаться? Он, сударь мой, и пропил гнедую. Ну, таким манером гуляли мужики в своей риге; я тебе хочу рассказать про одно воровство. Ворой мужики больно презирали: попался вор, аминь! лучше улепетывай куда подальше: всего оберут, последние сапожонки снимут. Про дьяка будет речь впереди, мы порасскажем про Еремку-запевалу. Когда все в риге шумели, кричали, смеялись на Руднева, иные боролись, иные плясали, хозяин той риги вдруг как заорет во все горло:
– Ребята! стой! несчастие приключилось. Все в одну минуту притихли.
– Что?
– Пропажа сделалась.
– Где? кто? где?
– Здесь. От ворот замок пропал.
– Обыскивать!
– Обыскивать! Обыскивать!
– В кружок!
– Становитесь в кружок!
Пошла работа: давай обыскивать всех дочиста. Сейчас ворота приперли, стали в кружок: «Раздевайся!» Старосту первого… посмотрели – нет! другого – тоже нет. Третьего, четвертого… С кажинного снимали чекмени, сапоги, у дьячка за галстуком осведомились. Вот Еремка-запевало видит, что до него очередь доходит – шмыг замок в сторону… отбросил. Сам, ни в чем будто не бывало, стоит, кричит: «Обыскивай кругом!» ан дело-то и сметили.
– Ты что бросил?
– Ничего.
– Врешь! ты бросил вот замок.
– Я не бросал.
– Васька, ты видел? бери, держи, вяжи!..
И уж как все обрадовались вору-то, как батюшке родному.
– Веди к кабаку!
Грязь на улице, – ничего! прут гурьбой. Доскреблись до кабака. Крепко держат вора.
– Ну, малка, как?
– Да много разговаривать нечего: бегите к нему домой, везите телегу.
Вор бросился бухать в ноги то тому, то другому. Нет, поздно. Староста дал ему в спину, чтоб попусту не вякал. Привезли телегу: телега, Иван Иваныч, новая и такая, знаешь, всё с резьбой. На Миколу я продал ее веневскому ямщику за четырнадцать рублев. Важная посудина!
– Ну, сколько же вам? – говорю.
– Три ведра!
– Ведро, больше не дам; поверенный бранится, спрашивает: «Куда так много вина выходит, слышь?»
– Давай хоть ведро, – кричат.
Я отпустил; телегу живо отправил на постоялый двор к куманьку. Вот они у меня в сенях принялись пить; сажают с собою Еремку-вора. Он не отказывается; присуседился к ним. Дьячок за прибаутки взялся; поднялось веселье, куда что!.. Некоторые спрашивают у Еремки:
– Ну, что? таперь не будешь воровать?
– Я, ребята, право слово пошутил, – говорит. Мужики отвечают:
– Да и мы шутим с тобой. Коли ж не шутим? Ведь тебя бы следовало драть,