она лет пять назад пробовала свои силы – недолго и безуспешно. Свой уход с телевидения она сама объясняла тем, что не умеет работать хором и не способна воплощать чужое видение темы.
Ребята наливали Марине вина, придвигали бутербродики с разными деликатесами, расспрашивали про работу и личную жизнь, что для нее, в принципе, было одно и то же в настоящее время. Ей стало неожиданно так хорошо, как очень редко бывало на тусовках, которые она переносила с трудом. Ходила на них по обязанности и почти всегда начинала скучать, едва войдя в зал.
Она поднесла ко рту бокал с вином и уже собиралась сделать глоток, когда ей в ухо кто-то прошептал:
– Привет, Мариночка! Давно не виделись. Я надеялся встретить вас здесь. Только потому и пришел.
Марина поморщилась. Нет, никогда не будет ей хорошо на таких собирушках, непременно найдется кто-нибудь, кто испортит настроение. Его-то что принесло сюда? Так она и поверила, что он пришел ради нее.
Кое-как состроив приветственную улыбку, Марина ответно протянула руку. Но ее ладонь не стали пожимать, а наклонились над ней, перевернули и легко прикоснулись губами к внутренней стороне. Ах, вот даже как! Марина снова поморщилась, но при этом отвернула лицо, чтобы ее гримасу никто не заметил. Напрасно старалась.
– А вы, как всегда, не скрываете своих чувств, Мариночка. Вот это мне в вас и нравится. Потанцуем?
Марина хотела отказаться: она не любила переминаться с ноги на ногу на одном месте, изображая то, что почему-то называлось танцем. Но ее уже настойчиво тянули за руку туда, где на свободном от столиков пятачке топталось несколько пар.
– А вы, как всегда, бесцеремонны, Константин. И это мне в вас не нравится.
Он засмеялся. Прижал ее к себе крепкой ладонью так, что Марина уткнулась лицом ему в грудь и вдохнула терпкий запах одеколона. Приятный, отметила она, но все равно поморщилась, поскольку терпеть не могла «парикмахерских» запахов, и с силой отстранилась. Он опять засмеялся.
– Как поживаете, Мариночка, о чем пишете?
– Как я поживаю и о чем пишу, думаю, вы не хуже меня знаете. Не так ли? Вот только не делайте недоуменный вид. Сознайтесь, Костик, вы знаете даже то, какой кофе я сегодня купила и в каком магазине.
– Костик? Ха-ха, забавно. Вы меня каждый раз смешите. Но не надо преувеличивать мои способности. Сознаюсь: я не знаю, какой кофе вы сегодня купили. И даже, представляете, не знаю, в каком магазине.
– О, тогда вы меня разочаровали. Зачем вы разрушаете мою уверенность в том, что особисты знают все про всех?
– Что за дикое слово – особисты? Это из далекого и темного прошлого. И зачем знать все про всех? Кому вообще интересно, в какой магазин вы ходите и что там покупаете?
– А что вам интересно знать? Что есть в вашем досье на меня?
– Да бросьте вы, в самом деле! Какое досье? Почему вы так плохо обо мне думаете? И не знаю я про вас почти ничего. Знаю только, что любите французское кино. Вы, кстати, сами об этом как-то мне сказали. И еще знаю, что не курите, не пьете, не гуляете…
– Не