где и был вынужден остаться до утра, поскольку ехать дальше было уже поздновато.
Зато наутро распогодилось, выглянуло солнце, а к полудню стало даже прилично припекать. Тянущиеся вдоль дороги унылые поля вскоре сменил густой смешанный лес, слегка поблекший, но еще сохраняющий осенние краски; через дорогу летели сверкающие на солнце паутинки, и Барс неожиданно поймал себя на том, что насвистывает под нос неизвестно когда и где слышанную мелодию, и слегка смутился своему открытию.
Хорошая погода продержалась дольше, чем можно было рассчитывать в это время года. Несколько дней Барс откровенно наслаждался жизнью, выбросив из головы все, что угнетало его в последнее время. Он наплевал на постоялые дворы и ночевал где придется, чаще в лесу, завернувшись в плащ и подложив под голову седло. В лесу пахло прелью и грибами, и ковер из палой листвы казался на удивление мягким, а утренний холодок приятно бодрил. Иногда ранним утром Барс съезжал с дороги и заворачивал в ближайшее село, чтобы купить кувшин парного молока и пару караваев душистого теплого хлеба. Молоко он выпивал на месте, а хлеб брал с собой и отщипывал от него по кусочку прямо на ходу, неторопливым шагом возвращаясь на дорогу. Потом он пускал жеребца галопом, и мили летели под копыта, и Шторм тоже наслаждался стремительным движением, заразившись бесшабашным настроением всадника.
Однажды Барс устроился на ночевку на опушке светлого, наполненного воздухом березнячка. Остановился раньше обычного – еще только смеркалось, но очень уж глянулся оседлавший взгорок прозрачный лесок. Рыцарь с удовольствием доел еще сохраняющий запах печи хлеб, запил водой из фляги – а потом просто сидел и смотрел, как густеют сумерки над покрытой островками леса луговиной, как в лощинке меж пригорками появляется и ползет все выше молочный туман. В вышине загорались звезды; улегшись на спину среди улетающих ввысь белых стволов, Барс еще долго видел над собой звездное небо, бездонное и близкое, необычно яркое.
Спалось на мягком мху удивительно хорошо. Когда рассвет окрасил розовым стройные мачты берез, когда нежаркое осеннее солнце заиграло в просветах оголившихся ветвей, рыцарь все еще продолжал дрыхнуть. Разбудило его ржание Шторма. Следом раздался женский визг, тонкий и истошный; Барс подскочил, словно подброшенный пружиной, первым делом рявкнул на жеребца, потом огляделся.
На земле неподалеку от копыт волнующегося коня лежало перевернутое лукошко, какие-то сверточки рассыпались среди моховых кочек, зарылись в палую листву. Тоненькая девушка испуганно прижималась спиной к березовому стволу; из-под цветастого крестьянского платка выбивались пряди волос цвета спелого колоса.
– Что ж ты лезешь, – беззлобно сказал ей Барс – после того, как облегченно перевел дыхание. – Арраканцев не видала? А прибил бы?
– Я и не подходила, – пожаловалась крестьяночка. – Я мимо шла. А он кинулся.
– Если б кинулся – ты бы не жила уже, – пробурчал рыцарь. – Он пуганул только. Это ж надо – мимо шла! Смотреть же надо, куда