лучше ничего об этих письменах не говорить, – сказал он и зашагал вперед.
По берегу бухты Арос тянется полоска травы, удобная для ходьбы, и я молча следовал по ней за моим родичем. Признаюсь, я был немного расстроен тем, что лишился столь удобного случая сказать дяде про мою любовь. Однако гораздо больше меня занимала происшедшая в нем перемена. Он никогда не был добродушным, общительным человеком в буквальном смысле этого слова, но то, каким он бывал прежде даже в самые черные минуты, все же не подготовило меня к столь странному преображению. Одно, во всяком случае, было несомненно: его, как говорится, что-то беспокоило. И я принялся мысленно перебирать слова, начинающиеся с буквы «у», – «уныние», «успех», «удача» и все в том же духе, как вдруг словно споткнулся о слово «убийство». Я все еще размышлял над зловещим звучанием и роковым смыслом этого слова, когда мы достигли места, откуда открывался вид на весь остров – позади виднелись бухта Арос и дом, впереди расстилался океан, усеянный на севере островками, а на юге – синий и ничем не ограниченный. Тут мой проводник остановился и некоторое время молча смотрел на бесконечный водный простор. Затем он повернулся ко мне и сильно сжал мой локоть.
– По-твоему, там ничего нет? – спросил он, указывая трубкой на океан, и тут же вскричал с каким-то диким торжеством: – Послушай, что я тебе скажу! Там все дно кишит мертвецами, как крысами.
Тут он повернулся, и мы направились к дому, не сказав друг другу больше ни слова.
Я мечтал остаться с Мэри наедине, но только после ужина мне наконец удалось улучить минуту, чтобы поговорить с ней. Я знал, что нас скоро могут прервать, а поэтому не стал тратить времени и сразу высказал все, что было у меня на душе.
– Мэри, я приехал в Арос, чтобы проверить одну свою догадку. Если я не ошибся, то мы сможем уехать отсюда, не заботясь более о хлебе насущном; я сказал бы и больше, только не хочу давать обещания, которые могут оказаться опрометчивыми. Но я лелею надежду, которая для меня важнее всех богатств в мире. – Тут я помолчал. – Ты ведь знаешь, о чем я говорю, Мэри.
Она молча отвела глаза от моего лица, но и это меня не остановило.
– Я всегда думал только о тебе, время идет, а я думаю о тебе все больше, и ты мне все дороже. Без тебя мне в жизни нет ни счастья, ни радости. Ты зеница моего ока.
Она по-прежнему не смотрела на меня и ничего не ответила, но мне показалось, что ее рука дрожит.
– Мэри! – вскричал я со страхом. – Может быть, я тебе не нравлюсь?
– Ах, Чарли, – сказала она, – разве сейчас время обсуждать это? Не говори со мной пока, ни о чем меня не спрашивай. Труднее всего будет ждать не тебе!
В ее голосе слышались слезы, и я думал только о том, как бы ее утешить.
– Мэри-Урсула, – произнес я, – не говори больше ничего. Я приехал не для того, чтобы огорчать тебя. Как ты хочешь, так и будет, – и тогда, когда назначишь ты. К тому же ты сказала мне все, что я хотел узнать. Еще только один вопрос: что тебя тревожит?
Она призналась, что беспокоится из-за отца, но ничего не захотела