мандала, которую я выложил изнутри ракушками.
– Ну как тебе? – спросил я, любуясь своим произведением.
– С душой, – Вероника одобрительно кивнула, а потом прыгнула внутрь круга и принялась затаптывать моё творение. Я озадаченно наблюдал за этим актом вандализма, зная, что нечто подобное практикуют буддисты, и терпеливо ждал обещанных объяснений.
– Теперь нарисуй ещё одну, – попросила моя подруга, когда окончательно всё уничтожила.
– Зачем?
– Нарисуй.
Я нарисовал вторую мандалу, уже маленькую и примитивную. Вероника поморщилась и сказала, что это не мандала, а полная ерунда, в которую я не вложил ни капли души, и даже топтать её нет никакого смысла. Она попросила нарисовать снова, красиво и с душой.
– Нарисую, если объяснишь, зачем, – несколько раздражённо отозвался я.
– Низачем, – она простодушно захлопала ресницами.
– Низачем не буду.
– Тебе что, сложно? Всё равно сидишь без дела!
Я слегка повысил голос:
– Ну а мне-то зачем это надо?
Вероника завернулась в цветастое парео и удивлённо округлила глаза.
– А ты всё делаешь только зачем-то?
Сидя сейчас на песке, укутанная в яркий кусок ткани, она напоминала маленькую хищную зверушку, смотревшую на меня внимательным взглядом. Хотелось одновременно и погладить её, и на всякий случай отодвинуться подальше.
– Всё всегда делается зачем-то, – философски заметил я. – Для каких-то целей или для удовольствия, что тоже цель.
– А почему? – Вероника склонила голову набок.
Я не сразу нашёл, что ответить на такой странный вопрос.
– То есть как «почему»? Потому что так эффективнее жить.
– Ууу… – протянула Вероника, глядя куда-то в сторону. – Чем же я так прогневала мир? Бедная я, несчастная…
– Чего это ты там бедная? – насторожился я.
– Да так… – она махнула рукой. – А зачем тебе всё это в итоге?
– Что «всё»?
– Ну вот ты живёшь, у тебя цели, цели, цели. Вертишься, как белка в колесе, всё что-то делаешь. А какова конечная цель всех твоих целей?
– Эм… – замялся я. – Ты что, хочешь поговорить о смысле моей жизни?
– О чём? – Вероника снова округлила глаза. – Вся твоя так называемая жизнь давно уже похожа на поезд, который вышел из пункта А, едет от станции к станции и в конце концов прибудет в пункт Б, где пойдёт на металлолом. Разве у такого поезда может быть смысл?
Я вздохнул. Мало мне было сайгонского старика, подорвавшего мою веру в себя и показавшего бессмысленность той жизни, которую я вёл, так теперь ещё и Вероника подливает масла в огонь.
– Ника, я понимаю, о чём ты говоришь, – с тоской в голосе произнёс я. – Только что мне с этим делать? Я не знаю, как сойти с этого поезда. Я даже толком не знаю, кто я там – пассажир, машинист или кто-то ещё.
– Ты не пассажир и не машинист, ты и есть сам поезд, – мягко сказала она. – И если ты не желаешь