шары. Они разрывались на том месте, где еще недавно шел бой, выплескивая из себя фонтаны огня, разливающегося по степи сплошной огненной рекой, которая мгновенно захлестнула и мертвых, и живых. Страшные крики сгорающих заживо в диких мучениях людей огласили окрестность. У русских воинов, повидавших многое на своем боевом веку, волосы становились дыбом от ужаса происходящего.
Сначала они кинулись к пылающей степи, спасать умирающих, но нестерпимый жар отбросил их обратно, а тех, кто все-таки успел вскочить в эту огненную реку, больше уже никто в живых не видел. Прошло несколько мгновений, пока Даниле громкими окриками не удалось отвести стоявших в немом оцепенении товарищей от опасной огненной грани. В их глазах он видел не страх, а только скорбь, и немой вопрос – зачем? Бессмысленная жестокость происходящего была им чужда и непонятна.
Казалось, что и находящееся в зените солнце, пробивающееся к земле своими лучами сквозь завесу гари и дыма, задает со своей высоты копошащимся внизу людям тот же вопрос. Воевода Даниил опустился на колени и, подняв глаза к небу, негромко произнес: «Господи! Если ты это видишь, прекрати весь этот ужас. Помоги отомстить!»
Первое потрясение воинов от увиденного стало проходить, теперь лица русичей были спокойны и суровы, а в их душах огненным бутоном, жгущим сильнее греческого огня, расцветала ненависть. Князь Владимир, не успевший отъехать далеко от места обстрела, взирал на происходящее с небольшой возвышенности.
Греки с крепостных стен видели за клубами черного дыма силуэт одинокого всадника, застывшего на вершине холма. И каждый из защитников крепости, словно почувствовав его гневный пронзительный взгляд, старался вжаться в спасительные крепостные стены, ибо поняли в тот момент греки, что расплата за содеянное ими сегодня уже близка и пощады не будет.
Мольбы и призывы с одной и с другой стороны крепости были услышаны свыше: подул сильный ветер, небо, и так черное от поднимающейся к нему зловонной гари, стало еще темнее, заволакиваясь грозовыми тучами. Небесную высь прорезали вспышки молний, зазвучали первые басы громовых раскатов. На изможденную августовской жарой и огнем землю упали первые крупные капли дождя, как будто хотели смыть всю грязь и позор содеянного под стенами Корсуни.
И вскоре на землю хлынул ливень. Полыхавший огонь понемногу утихал, и последние всполохи пламени уже не были заметны в выгоревшей степи.
Русские воины, оставшиеся там, где их застала гроза, и прикрывшие головы от проливного дождя щитами, боязливо поглядывали из-под них на громыхающее, в сполохах молний небо. Многие из греков, спрятавшись под стенами от налетевшей внезапно грозы, истово молились.
Стороннему наблюдателю могло показаться, что жизнь и война в этом мире остановилась. Остановилась в тот момент, когда кто-то большой и взрослый заметил, что игра двух маленьких детей стала беспричинно злой и жестокой. А затем развел их по разным углам, чтобы они не смогли, заигравшись, еще сильнее навредить