он умел быть и социально-понятным, но при этом как художник он все равно стоял особняком, в конечном итоге он творил в своем собственном, другом мире). И с осознанием того, что пусть сейчас не мое время в моей стране, где вопросы большой культуры в принципе не в приоритете, а если в приоритете, то лишь для тех, кто близок власти, я продолжаю занятия с молодыми учениками, делаю интервью, участвую в телепроектах, и это совершенно не формат того, что сегодня принято считать востребованным – не этакий «попсовый звон», – но я понимаю, что это моя ответственность. Я понимаю, что я осталась сегодня практически одна из тех людей, которые учились у человека, работавшего со Станиславским[24], с Шаляпиным, с Мазетти[25], общавшегося теснейшим образом с Анной Андреевной Ахматовой[26], с Фаиной Григорьевной Раневской[27], с Ираклием Андрониковым[28], с Михаилом Павловичем Алексеевым[29], Дмитрием Сергеевичем Лихачёвым[30], Юрием Михайловичем Лотманом[31]. Почти не осталось тех, кто может считаться носителем итальянской вокальной школы с русским наполнением, с русской душой. И эта ответственность наполняет мою жизнь особенным смыслом. Я чувствую некую миссию в России и в мире.
«Любка-артистка»
Я никогда не боялась сцены. В семьях моих родителей ко времени моего появления уже был накоплен потенциал творческой энергии, она искала выхода и прорвалась во мне.
У моей бабушки – папиной мамы – был отличный голос и абсолютный слух. Надежда Ивановна Скорнякова, волжанка, росла в купеческой семье скорняков – мастеров по выделке меха, ремесло дало фамилию этому известному купеческому роду. В больших семьях Скорняковых было заведено детей привлекать к труду с малолетства. Бабушка вспоминала: «Мы все, сколько нас было, сидели за работой – собирали шкурки и в работе пели». Такие вот девочки, с пяти-шести лет, по поручению матушки – моей прабабки Елизаветы Васильевны работали и пели русские песни, романсы, – в итоге у бабушки был огромный репертуар.
И у моей мамы – Лидии Александровны – был великолепный голос, просто роскошный. И она собиралась быть артисткой – поступила на экспериментальные курсы для артистов и дикторов концертных залов под руководством Михаила Яншина[32].
Наездница – 8 лет
Но началась война, и мама с родителями попала в эвакуацию в Свердловск. В это время в Свердловске был и Московский университет, филфак которого после окончившейся к тому времени тобольской ссылки возглавил Виктор Владимирович Виноградов[33], наш великий филолог. И мама начала учиться у Виноградова вечерами, а днем она работала в детском доме, как и все ее сокурсники, – они занимались с детьми, у которых в первые месяцы бомбежек погибли все родственники. Она рассказывала, там были и совсем крохи – новорожденные и до шестнадцати лет ребята. Дети-сироты, страшная картина войны. Мама для них пела.