на Мирград-Земле большая битва Чернобога с Белобогом. Каждый человек в этой вселенской битве – мелкая букашка, мало способная повернуть ход истории, определенный богами, вращающими маховик Вселенной. Но в силах любого определиться, какому Богу ты служишь, и, вырастив дух Божий в сердце своем, когда-то тоже вертануть маховик Вселенной. Помни, Глеб, боги – предки наши. Искра Божия есть в сердце твоем. И когда-то, пройдя много воплощений, ты будешь достоин вершить историю.
Глаза оратора горели ярче факела, и только Божена с явным сожалением наблюдала за этой сценой, справедливо полагая, что с этим докладчиком из тоннеля они не скоро выйдут. Беглецы прошли еще минут десять, и, когда они вышли на свет божий, уже светало. Соловей заливался неистовой трелью, и Максим в душе сказал ему: «Спасибо». Он вдруг почувствовал себя счастливым. Счастливым как никогда. После смертельной опасности, угрожавшей им несколько часов назад, он наслаждался лучами восходящего солнца, утренней росой, трелью соловья. Рядом была прекрасная Божена. Нервы щекотал дух приключений. И ему вовсе не хотелось в скучную, серую, мещанскую Москву. Он только сильно волновался за Диму, но, зная, что сделать в данном случае что-либо он бессилен, убрал проблему на периферию своего сознания, сопровождая девизом: «Будь что будет».
– Из Полоцка в Киев есть водный путь. Будем двигаться по нему. Иначе сапоги сотрем. Путь этот торговый, но все-таки трудный, потому как проходит через четыре реки, и только пятая, Днепр, ведет к Киеву. Спустимся вниз по течению Полоты, а там плот собьем.
Уйдя не меньше чем километра на три от Полоцка, дабы не нарваться на дозоры владимирской дружины, беглецы сколотили плот.
«Все продумал старый чертяга! Я-то думал, зачем ему веревка?» – удовлетворенно подумал Максим, глядя на произведенный их руками плот.
Дело уже было к полудню, когда спутники начали спускать плот на воду Летнее солнце нещадно палило, и приходилось регулярно смачивать голову прохладной водой Полоты.
– Дед, а расскажи-ка о своем прыжке на тысячи лет назад, – предложил Максим, смекнув, что до Киева им еще плыть да плыть и времени для досужих разговоров у них теперь полным-полно.
Жрец внимательно посмотрел на Максима, на Божену и после выдержанной паузы ответил:
– Тайны жреческие можно передавать только жрецу в роду своем. Но боюсь, что другого времени у нас может и не быть. А с плота мы уже никуда не денемся. До Киева нам ден пятнадцать добираться, если веслами не подсобить, а на веслах и за пять можем доплыть. Божена, доченька, ты нас лучше не слухай, а услышишь чего не треба для твоего слуха, забудь. Мы в скорости рыбы наловим, сваришь нам ухи, ладно?
– Хорошо, Дедята, – она и так понимала, что многое, о чем говорят мужчины, предназначено не для ее слуха. Да и Глеб так разительно переменился за последние дни. Вроде тот же с виду, но говорит как-то странно, шутит постоянно, да и слова употребляет какие-то ей незнакомые. Божена отошла на край плота, недовольно поджав губы.
– И что, мне до Киева теперь сидеть на этом краю?! – обиженно вскипела Божена.
Вообще-то,