мама.
Ей понадобилось напрячь все силы, чтобы сесть, дать девочке грудь и покормить. Берни ей помогала. Потом мама опять легла. Кэтлин все хныкала.
– Ей нехорошо, – пролепетала мама. – Она не ест.
– Поест, – заверил Даффи. – Ты заставишь.
– Как?
– Я заставлю, – сказал Даффи.
Он наклонился над мамой и попробовал угомонить дочь – повернул ее голову так, чтобы рот уткнулся в сосок. Кэтлин вяло пососала с минуту и выпустила сосок.
– Оставь ее, – попросила мама. – Оставь. Попозже надо дать воды.
Но малышка затихла, просто беззвучно лежала у мамы на груди. Кожа ее сделалась голубоватой, крошечный обезьяний кулачок сжат, словно она от кого-то оборонялась. Мама не вставала с постели всю ночь, ворочалась и стонала. Ребенка у нее забрал Даффи. До самого рассвета он баюкал девочку, сидя на полу и привалясь спиной к стене. Я провела ночь подле мамы, вытирала ей лоб и лицо, поила водой. Матрас под мамой был липкий и влажный.
Когда совсем рассвело, Даффи встал, не выпуская ребенка:
– С ней неладно. – Приподнял девочке веко, приложил ухо к груди. – Открой глазки, – попросил он. – Открой свои голубые глазки, Кэтлин.
Малютка не шевелилась.
– Мам, – позвала я.
– Черт, – прошипел Даффи, – не могу ее разбудить. Маму мы тоже не могли добудиться. У нее был жар, ее трясло в лихорадке. Она лежала на грязных окровавленных простынях в самом убогом жилище на свете.
– Мам?
– Ребенок холодный, – сказал Даффи.
– А мама очень горячая.
Даффи подошел к кровати, потрогал мамин лоб.
– Берни!
Тетя Бернис тоже пощупала. Посмотрела на младенца. Говорили они с Даффи шепотом.
– Ребенок нездоров.
– Мэри должна ее покормить, – сказал Даффи.
– Она не может, – отрезала Берни.
Даффи пнул стену. Положил малышку маме на грудь.
– Покорми ее, ну! Во имя любви Господней покорми ее. Она голодная.
Мама пошевелилась и попробовала приложить девочку к груди. Кэтлин осталась неподвижна. Мама упала назад на подушку. По щекам ее потекли слезы.
– Ну что там еще? – забеспокоился Даффи. – Что?
– Она ушла от нас, – прошептала мама.
Даффи окаменел.
– Ну уж нет! Одного забрал, ладно. Но это ведь второй подряд! Нет!
– Да.
– Дай ее мне! Дай! – засуетился Даффи.
Он схватил неподвижное тельце. Мы смотрели на бессильно повисшие ручки и ножки, точно у тряпичной куклы, на синюю паутину вен на голове под жиденькими волосиками. На пальчиках рыбьими чешуйками поблескивали ноготки. Родничок, еще вчера пульсировавший жизнью, застыл. Кожа была прозрачная, с жемчужным отливом, словно бумажный абажур.
Даффи молчал. Лицо его перекосилось, руки затряслись. Он положил ребенка на кровать рядом с мамой, повернулся и вышел в кухню.
– Майкл! – кинулась вслед тетя Берни.
Даффи оттолкнул ее и разразился ужасной бранью. Извергнув очередное богохульство, схватил ведро для угля и запустил в стену. Ведро со страшным