голубя.
Мама не произнесла ни слова. Я приподняла покрывало и показала ему.
Он так и открыл рот. Рука у мамы была вся измята. Кое-где красная обваренная кожа слезла клочьями, чернело мясо и паутиной белел гной. Мама не могла ни согнуть руку в локте, ни сжать пальцы. По комнате поплыло зловоние. Мистер Брейс невольно отшатнулся, но усилием воли принял прежнее положение.
– Сударыня, – глаза его были полны сочувствия, – как вы получили такую травму?
– Рука угодила в гладильный каток вместе с фартуками, сэр. Машина заглотила руку целиком, да еще паром обварила. Уж три дня как.
Несчастье произошло в прачечной на Мотт-стрит[11]. Пальцы запутались в завязке от фартука, руку затащило в гладильную машину, и раскаленные барабаны несколько минут катали ее, прежде чем другие гладильщицы смогли маму освободить.
– Боже, смилуйся над нами. Я доставлю вас в больницу.
– Нет, нет, нет.
– Господь милостив, мы спасем вам жизнь.
– Мне не нужна благотворительность.
– Да ведь самый главный благотворитель – сам Христос. Это милость Господа, а не моя. Он милостив к беднякам и самым презренным среди нас.
– Уж я-то наверняка презренная.
– Нет, сударыня. Господь никого не презирает. В Его любви вы обретете того, кто обратит вашу жизнь в служение и осушит слезы вашим детям.
– Если он взаправду осушит слезы, он мой друг, – прошептала мама.
Мистер Брейс улыбнулся:
– Пусть в это темное и мрачное жилище снизойдет вся благодать небесная и да заставит вас перемениться. В том числе и в отношении благотворительности. Ибо должен сказать вам, что ваши дети не защищены.
– Не защищены?
– Ну разумеется. Не защищены от искушений и бед, что преследуют невезучих: от жестокости, обмана, мошенничества, притворства, различных пороков и всяческих нарушений закона. Не говоря уже о голоде и болезнях.
– Это точно, – пробормотала мама, – они на заметке у дьявола.
– Позвольте мне хотя бы уберечь малышей от пагубы.
– Только через мой труп, – сказала мама. – Вы не украдете их у меня.
– Вам нечего бояться! – воскликнул Брейс. – Я не хочу их похищать. Я хочу спасти их. Не пожелали бы вы, чтобы наше Общество помощи подыскало для них хорошие дома в сельской местности где-нибудь на Западе?
– Наш дом здесь. Не дворец, конечно, но это наше.
– Лучшее пристанище для ребенка с неблагополучной судьбой – фермерский дом.
– Я прожила в фермерском доме всю свою жизнь, поэтому мы и эмигрировали.
– Сударыня, это ваш долг – отправить детей в деревню в добрую крестьянскую семью, где им будет куда лучше.
– Дети принадлежат матери.
– Тогда хоть позвольте отвезти вас в больницу. Расходы я оплачу. У вас гангрена. Если не согласитесь, можете не дожить до конца недели.
Моей бедной матери нечего было противопоставить напористому красноречию преподобного Чарлза Лоринга Брейса. Он обрушил на нее рассказы о том, сколь страшная судьба ждет и нас, и ее, если