подвергала. Она льнула к воспитательницам, те гладили ее по голове, восхищались мягкостью ее волос, красотой глаз, я завидовала сестре и была рада, когда ночью она снова забралась ко мне в постель, в страхе перед темнотой. На следующее утро она не отходила от меня ни на шаг. Нас всех повели в церковь, где мы распевали гимны до посинения. О благодать, спасен тобою![13] Звучало чудесно, вынуждена признать. Я был потерян, но Ты меня нашел. А вот нас никто не нашел. Мы потерялись, как ягнята в пустоши. Вы можете остричь нас и спастись.
Глава третья
Ампутация
Одним теплым днем на исходе марта, когда кое-где уже зеленела трава, а снег съежился и посерел, в приюте объявился мистер Брейс – с сюрпризом. Его глаза навыкате так и сияли. Устроившись поудобнее в вестибюле, он объявил нам:
– Добрые вести. Малдуны выбраны для нашей Программы переселения на Запад.
И улыбнулся выжидательно.
Мы тупо смотрели на мистера Брейса. А он пустился рассказывать:
– Добропорядочные сельские семьи ждут не дождутся, когда заберут из города детей вроде вас и поселят у себя, в милых домиках с теплым очагом, с живописными просторами окрест. У вас, может, даже будет свой пони или собака. Ваш чудесный братец научится охотиться и рыбачить, а вы, юные леди, освоите искусство накрывать на стол и готовить сытные деревенские блюда.
Мистер Брейс обладал исключительным красноречием, так что пусть мы и лужайки нормальной никогда в жизни не видели, но скоро вовсю мечтали о пони.
– Сегодня триста двадцать семь сирот обрели пристанище на чудесных фермах Запада в новых семьях, в деревенской идиллии.
– Но нам не нужна новая мама, – возразила я. – У нас уже есть одна. Давайте заберем ее и вместе поедем в вашу деревню.
Глубоко посаженные глаза Брейса исполнились невыразимой грусти.
– Я должен сообщить вам нечто крайне важное. Вашей маме сделали очень серьезную операцию. Травмы ее были настолько тяжелы, что докторам пришлось удалить ей правую руку.
– Вы отрезали ей руку? – вскрикнула я.
Датч пискнула и в ужасе закрыла рот ладонью.
– Тихо, тихо. Если бы мы не отвезли ее тогда в «Бельвью», она бы наверняка умерла от гангрены.
– Нет!
Я разрыдалась, представив кровавую культю и валяющуюся в углу отрезанную кисть. Теплый изгиб ее локтя, веснушки на запястье, пальцы, которые врачевали мою боль – где они сейчас? У меня заныла рука – вся, до единой косточки.
– Вы отрезали ей руку! – заорала я. – Вы, ублюдок окаянный!
– Успокойся, дитя мое, – испуганно пробормотал мистер Бейтс. – Доктора спасли ей жизнь.
Сейчас, годы спустя, я признаю, что доктора спасли маму, но тогда я надрывалась:
– Вы нечестивый грешник!
– Надеюсь, я не из них, бедное мое дитя. Должен сказать тебе, мама ваша порадовалась, что вы трое отправляетесь в западные края, она дала согласие. Мама просила меня передать тебе, чтобы ты заботилась о братце и сестрице и не забывала молиться.
Я не заплакала и не успокоилась, я кричала и кричала,