я, вспомнив университетские лекции по межличностному общению.
– Ничего, разберемся, – президент потер руки, утешая, по-видимому, прежде всего, себя.
Он подошел к краю дорожки и подал знак Мише, который все еще пребывал в состоянии задумчивого покоя, сидя на траве. Молниеносный Миша выстрелил длинной рукой из-под халата и, выхватив из рук стажера пластиковый контейнер, с первого удара уложил его на газон. Затем с необычайным проворством «вымерший ящур» раскрыл его и, надев перчатки, начал перебирать пинцеты. Остановившись на деревянном, с мягкими краями инструменте, Миша снял перчатки, провел по краю пинцета указательным пальцем, щипнул себя за щеку и прицелился к коже, сверяя угол нападения. Затем он снова надел уже другие перчатки, вытер пинцет стерильной салфеткой и перестал дышать. В таком полуудушенном состоянии Михаил торжественно подцепил кожу пинцетом и понес ее к чемоданчику, подставив под нее другую руку. Драгоценная реликвия с комфортом устроилась на отдельном ложе пластикового контейнера – крышка его захлопнулась, как дверь сейфа, словно отделив настоящее от прошлого.
Стало слышно общее неровное дыхание толпы, все вдруг зашевелились и начался тот небольшой гомон, который обычно в минуты волнения сопровождает любое интеллигентное сообщество.
Погладив герметичную крышку, Миша ожил и посмотрел на нас осмысленным взором. Стажер Ильчик протянул было руку, чтобы взять контейнер, но та повисла в воздухе. Не замечая жеста стажера, Миша легко вскочил и пошел в лабораторию, а ящик при этом словно прикипел к его плоскому бедру. Теперь Мишины короткие штаны, закручивающиеся в спираль вокруг худых ног, выглядели более значительно, чем раньше.
– Как ты? – ко мне подбежал мой муж Володя. – Не волнуйся, девочка! Быть может, это результат очередной мутации из лаборатории экстренных преобразований. Вечно они что-то там мудрят. Скоро все выяснится! – но я видела, что он и сам встревожен.
Володя погладил меня по голове, как маленькую и было заметно, что ему ужасно хочется меня обнять, он даже протянул руки, но затем оглянулся назад и спрятал их за спину. И смутился, заметив мою усмешку – я вечно подтрунивала над его далеко запрятанной эмоциональностью. Мы пошли в сторону от толпы, туда, где росли самостийно вымахавшие бегонии и настойчивый шиповник. Бездумно, размеренным шагом, глядя вслед торопливым кузнечикам, по дорожке, по траве – лишь бы хоть одну минутку побыть рядом.
– Хочешь, я с тобой пойду? Посмотрим, что там с твоими подопечными? Ведь только им по зубам подобные загадки.
– Не надо! Я сама! Не беспокойся за меня! Почему они не возвращаются, Володя? Ты же знаешь, сколько лет я занималась Коль и Альфредом! И потом я их просто люблю, я волнуюсь за них!
– Знаю, знаю, родная! Хочешь, я подключу к поискам моих коллег из города?
– И как они будут искать? – сказала я. – Мои коники – не безродные собачки, которые бегают по улицам!
– Как? Ты не надела на них датчики? – удивился Володя.
– Конечно, нет! Я верю им! И потом, они вполне разумны,