батька? – крикнул Тимко. – Где батько?
– Похитили! Ушли по дороге от хутора.
– Хлопцы, в погоню! – крикнул Тимко проснувшимся от шума казакам.
Проскакав версты две, Тимко с казаками никого не обнаружили.
XLVI
Каждое лето под окнами у Федосьи пестрели грядки с рутой, кручеными панычами, мятой. Любил Палий дышать этими запахами в ясные, погожие вечера, сидя с люлькой у открытого окна. Но этой весной не сажала цветов Федосья, на черных грядках тоскливо шелестели рыжими пожухлыми листьями сухие прошлогодние стебли.
Опустив голову на руки, сидела у порога Федосья, тут же рядом на молодой траве расположился слепой кобзарь и перебирал пальцами тоскующие струны своей кобзы. Немного поодаль, стояли другие слушатели – местные жители, преимущественно женщины, девушки да дети.
– Яку ты, дедушка, показаты хочешь? – спросила Федосья, когда, наконец, кобзарь настроил свою кобзу.
– Та Великодню ж, люди добри, – отвечал кобзарь, не поднимая своего слепого лица, – бо сегодня, кажуть люди, святый Великдень.
– Та Великдень же, старче Божий.
– Так и я Великодню.
Старик откашлялся, побежал привычными пальцами по струнам и визгливым старческим голосом затянул:
Ой, що на Чорном мори,
Ой, що на билому камени,
Там стояла темная темница,
Ой, що у тий-то темници пробувало симсот козаков,
Бидных невольникив.
То все тридцать лет у неволи пробувают,
Божого свиту, сонця праведного в вичи соби не выдють.
И он поднял свои слепые глаза к небу, как бы желая показать, что он, слепорожденный, может созерцать «праведное солнце», а «бидни невольники» лишены и этого.
Глубоко подействовал припев на слушателей, чем-то священным, казалось, веяло на них и от этих понятных всем горьких слов, и от этого скорбного, тихого треньканья. Федосья вся задрожала, когда до слуха ее долетели слова: «тридцать лет у неволи.»
– Мати Божа! Спаси и освободи Палия, – тихо простонала она, в воображении которой встал ее муж Палий, недавно захваченный поляками.
А старик, чутким ухом своим уловивший и этот невольный стон женщины, и едва слышные вздохи других слушательниц, продолжал, разом возвысив дребезжащий голос до октавы:
Ой тоди до их дивка-бранка,
Маруся-попивна Богуславка
Пригождае,
Словами примовляла:
«Гей, казаки,
Вы бидни невольники!
Угадайте, що в наший земли християнський
За день тепер?»
Що тоди бидни невольники зачували
Дивку-бранку,
Марусю-попивну Богуславку
По речам познавали
Словами промовляли:
«Гей, дивко-бранко,
Марусю-попивно Богуславка!
Почим мы можем знати,
Що в наший земли христянський за день тепер,
Бо тридцать лит у неволи пробуваем,
Божого свиту, сонця праведного у вичи соби не видаем,
То мы не можем знати,
Що