возврата. – Федор наклонился, взял с могилы комочек земли и, поглядев вдаль, твердо сказал: – Никогда, Галя, я не прощу твоей смерти. Клянусь, я отомщу за тебя.
– Опомнись, Федор, что ты можешь поделать? – испуганно заговорил дед Тихон. – Стража там, башни до тебя достают.
– Не помогут им те башни, не остановить им моей мести. Не убежит паныч от моих рук, и не только этот паныч. Всех их резать надо. Не бойтесь, диду, я сейчас не в крепость иду.
– Куда же ты, Федор? – встревожился дед Тихон.
Федор показал в сторону юго-востока.
– Туда, на встречу к гайдамакам.
X
Как и планировал Роман, его приняли на службу надворного казака в Медведовке. Однако служба не сложилась с первых дней, особенно предвзято относился к нему сотник.
Уже пришла зима. Падал первый снег. Маленькие пушистые снежинки весело кружились в воздухе, белой скатертью устилали землю. Открыв дверь, Роман по-детски подскочил на одной ноге, выбежал во двор и, растопырив руки, пытался поймать в ладони как можно больше снежинок, потом закинул голову и стал ловить их губами. Сколько их? Тысячи тысяч! Белыми роями вырывались они со вспененною метелицей неба из сизой снеговой мглы. Еще вчера земля печалила глаза черными холмами, а сейчас она была вся в праздничной обнове, словно девушка, одетая к венцу.
Роман, набрав пригоршню снега, потер им обе щеки, направился к конюшне. Проходя мимо одного из многочисленных домов, он увидел своего сотника. Тот, сонно почесываясь, стоял на пороге.
– Уже встал? Не уходи никуда, сегодня будешь со мною при барине. Пан на охоту едет.
– Я думал, конюшню почистить.
– Почистишь завтра.
– Ехать, так ехать. Мне все равно, навоз ли чистить, пана ли сопровождать.
– Верно. Готовь коней. Постой, постой! Что ты болтаешь? – вдруг спохватился сотник.
Роман придал лицу удивление, несколько глуповатое выражение.
– Я говорю, мне все равно, что ни делать. Только бы не зря панский хлеб есть.
– Ну-ну! Смотри ты у меня, – погрозил пальцем сотник. – Поди, скажи в сотне, пусть готовятся.
– Разве пан так рано встанет?
– А и правда, – согласился сотник, – я еще и сам не выспался.
Задав лошадям корм, Роман вышел из конюшни. Около жарни, ступая широко, как на косовице, мел дорогу псарь. Был это пожилой, очень странный человек. Лицо у него было все испещрено морщинами и напоминало плохо намотанный клубок суровых ниток. Борода тоже росла как-то чудно – двумя клинышками. Даже имя его было необычное – Студораки. Когда Роман спросил, почему у него такое имя, псарь ответил, что отец его был едва ли не беднейшим человеком на селе. Потому и имя такое: тем, кто побогаче, поп лучшие имена давал, а кто победнее – тем похуже. А в каких святцах выкопал это имя – никто не знал, может, и сам придумал.
Однако хотя и прожил весь свой век дед Студораки в нужде, был он человеком очень веселого нрава. За веселость он Роману и полюбился. Они часами могли просиживать вдвоем на конюшне, рассказывали