сильно ей этого не хотелось, она все так же основательно чувствовала свое место. Ажа ощущала спиной резьбу в форме рыбы на спинке своего стула и власть с этим сопряженную.
Потом, после паузы, она спросила, готовы ли они принять на себя обязанности своих мужей на время их отсутствия, и все единогласно выразили готовность. Кто-то, впрочем, с неохотой, а кто-то даже с неприкрытым страхом. Но Аже этого хватило. С неохотой и страхом можно было справиться потом, постепенно. Сейчас нужно было установить новый, пусть и временный, порядок. И каким-бы неестественным он ни был, он все-таки был необходим. Всем им без исключения нужно было его принять. В этом Ажа была уверена.
Королева поблагодарила всех и попросила снова вернуться в Зал Совета после обеда, а до этого – всем стоило разобраться в том, чего именно от них требовала деревня. Каждому из этих цветов следовало взвалить на себя ношу своих мужей. Кто не справится, строго сообщила королева, будет заменен немедленно. Потому что жизнь продолжается, и деревня должна жить и процветать до прихода мужчин, чтобы, когда они вернулись, им не пришлось краснеть, рыдать и прятать глаза от стыда. Ажа особенно подчеркнула это в своей речи, потому что на самом деле, говорила она не о стыде, но о выживании. Если принять худшее будущее за данность, медлить нельзя. Порядок есть порядок. Многие – она видела – поняли ее.
Королева встала и вышла из Зала Совета, который тут же снова наполнился шорохом платьев и звоном длинных сережек. Все почтительно молчали до тех пор, пока не покинули дом. Ажа стояла рядом со своей старой служанкой у выхода и провожала взглядом разбегавшихся женщин. Сейчас, думала она, их головы будут на некоторое время заняты делом. По крайне мере, у многих из них. Всем им сейчас нужно как можно больше делать, и как можно меньше думать. Королева кивнула самой себе, опираясь на эту мысль, повернулась и пошла домой.
4 Ажа узнает пророчество о Королеве, которая должна родиться, чтобы спасти Остров от культа Поднятой руки
Дома Ажу ждет дочь, но королева холодна и не проявляет к дочери ласки. Сейчас ей не до нежности: девочка вполне может справиться сейчас и без нее, все-таки ей уже четырнадцать. Ажа садится за стол на веранде. Ей не хочется идти в комнату, не хочется садиться в то кресло, в котором она провела прошлую бессонную ночь, одну из худших ночей в своей уже долгой, но очень спокойной жизни.
Что она на самом деле сейчас чувствует? Она прожила так много лет. Она всегда была королевой. Но ощущала ли она это по-настоящему? Ощущала ли она свою власть? Да и была ли она у Ажи, эта власть? Пожалуй, что да, была. Но она была скорее женой вождя, чем королевой. Всегда – жена вождя, всегда при нем. Всегда – его. И никогда, так она сейчас понимала, никогда она не чувствовала себя по-настоящему королевой. Потому что она не принимала решений. Ага всегда принимал их, не она. Бывало, что он говорил с ней. Иногда он спрашивал ее о чем-то, просил совета. Но не более