могла. Мороз проник под пальто и пробирал до костей.
А вокруг ни души – черная платформа, слегка припорошенная первым снегом, и тусклые фонари.
Алла ухватила сумку за длинный ремень и стала с силой размахивать ею, как маятником. Немного согревшись, повесила тяжеленную сумку на плечо. Тяжеленную – из-за курсовой и пачки черновиков.
Именно из-за нее Алла оказалась на пустынной платформе в двадцати километрах от Москвы. Близился срок защиты, требовалась подпись научного руководителя. Доцент Лозинская часто болела, Алла уже несколько раз приезжала сюда, в маленький подмосковный поселок, то за очередными правками, то за отзывом, а вот теперь – за заключительной подписью. Пришлось привыкнуть к вечным опозданиям электричек.
Алла отодвинула обшлаг, между варежкой и рукавом свитера блеснули золотые часики, подаренные мамой на окончание школы.
Электричка опаздывала уже на тридцать пять минут.
Девушка продолжала мерить платформу шагами. Было темно и тихо. С другой стороны дороги чернели деревья, щетиной торчали корявые зимние ветки. Неожиданно накатила тоска – сосущая, тревожная, непонятная…
Чтобы отогнать непонятные мысли, Алла запрыгала, уже совершенно не чувствуя окоченевших ног. Вслух считала шаги и вспоминала чай с вареньем из бузины, которым полтора часа назад угощала Лозинская. Варенье отдавало аптечной сладостью, а вот чай был хорош – крепкий, горячий. Обжигающий!
Послышалось гудение.
Прислушиваясь, Алла приподняла край вязаной шапочки, боясь ошибиться.
Нет, точно гудит! Слава богу! Она сядет у окна, продавит пальцем иней на стекле и будет смотреть, как в окуляр, на мелькающие в ночи огоньки. Электричка поедет в Москву! А там теплое людное метро…
Гудение приближалось, что-то двигалось по путям. Но как-то чересчур громко, даже фонари начали подрагивать, и платформа завибрировала под ногами.
Алла вгляделась и обомлела. На нее надвигалось огненное пятно.
Девушка инстинктивно шарахнулась в сторону, прижалась спиной к черной, как будто кладбищенской, ограде.
Мимо с грохотом проплыло нечто огромное, раскаленное, дышащее горячим маслом.
Алла с трудом выдохнула. Фух, до чего же она испугалась!
Одноглазое чудовище оказалось локомотивом, правда, очень большим, который неспешно проследовал дальше, освещая внизу стылые рельсы, а перед собой – промозглую пустоту. Он почти скрылся во мраке, а Алла все продолжала прижиматься к забору, тело никак не могло отойти от недавнего страха.
И снова – кольнуло нехорошее предчувствие.
Прокляв и Лозинскую с ее ларингитом, и деканат со сроками, и поезда разом, девушка побежала к кассе.
Крошечное окошко прикрывала облезлая фанера. Стянув варежку с онемевшей руки, Алла постучала, и после нескольких минут тягостного ожидания услышала недовольный голос:
– Чего надо?
– Когда будет электричка?
Губы замерзли и плохо слушались, а зубы стучали так, что даже усилием воли она не могла их сжать.
– Авария на линии.
Фанерка приоткрылась, из темной дыры пахнуло теплом и запахом тушеной капусты.
– Часа три поездов не будет.
– Как это не будет? – опешила Алла. – Что же мне делать?
– А тебе куда надо-то?
– Домой. То есть в Москву.
– Автобусом поезжай. Они вроде еще ходят.
Фанерка поползла обратно.
– Погодите! – в отчаянии закричала Алла. – А где автобус? Куда идти?
– С платформы налево. Там тропинка прямо до остановки, – фанерка захлопнулась.
Алла натянула варежку и пошла по грязно-серой тропке вдоль платформы. По бокам торчали жесткие кусты, запорошенные снегом.
Фонарей не было, она шла почти наугад, отчаянно желая как можно скорее выйти к свету и людям.
Внезапно впереди выросли три черные фигуры.
– Привет, цыпа.
Алла застыла. Во рту мгновенно пересохло.
– Торопишься куда?
Один из них зашел за спину – ее окружили.
– Я на станцию иду, пропустите! – Алла старалась говорить уверенно.
– Так станция в другую сторону! – первый притворно удивился.
– Я на автобус. Пустите.
Фигуры не сдвинулись с места.
– А она ничего, – наконец заметил первый.
– А, по-моему, обычная фигня, – возразил второй. – Студентка.
– Давай попробуем, отличаются ли студентки от колхозниц?
– А ну, отойдите! – сказала Алла. – Я кричать буду.
– Кричи, – разрешил первый. – Я люблю, когда бабы кричат.
Третья фигура пододвинулась ближе, и Алла нервно оглянулась.
– Послушайте, я в милицию