Абубакарович.
– Год и место рождения?
– 1978, село Кулаб. Ленинский район.
– Жалобы есть?
– За что я здесь?
– Жалобы есть, спрашиваю? За что – это не ко мне.
– А к кому?
– Тебе скажут.
Квадрат исчез. Он в отчаянии оглядел камеру, хотелось пить, вымыть лицо, руки. И тут в углу он заметил пластиковую бутыль, на дне которой было немного воды, и которая, видимо, ему досталась в наследство от прежнего обитателя камеры. Он жадно припал к горлышку и, не отрываясь, выпил всю воду. «Надо действовать, – решил он, – в конце концов, я гражданин страны, имею права, я имею право знать, в чем я обвиняюсь». Мысли его снова прервал лязг засова, окошко в двери распахнулось, и человек в тюремной робе протянул ему миску, два куска хлеба и пластиковую бутылку с водой. «Завтрак», – догадался он, и, пока на кровати устраивал миску с кашей, чтобы она не опрокинулась, квадрат захлопнулся, оставив его наедине со своими мыслями. Прошло еще какое-то время, когда подошли к двери и назвали его фамилию и команду: «На выход».
Сердце его было готово выскочить из груди. Наконец!! Разобрались! Его отпускают. Однако действительность оказалась иной. Пройдя бесчисленное количество коридоров, стальных дверей и железных решеток, он оказался в бетонном пенале размером метр на метр с маленьким вентиляционным окошком в двери в несколько сантиметров.
Он устал стоять, ноги затекли страшно. Следуя своим учительским навыкам, привыкший чувствовать кожей сорок пять минут урока и десятиминутный перерыв между уроками, он посчитал, что простоял уроков шесть, если не больше, лечь он не мог, пенал был маловат для этого, его не остановил бы даже оплеванный пол с высохшими разводами зековской харкоты, прилипшей грязи и засохшей крови. Найдя, наконец, удобную позу и прислонившись одним боком к стене, а лбом опершись в железную дверь, он попытался отдохнуть. Когда дверь внезапно распахнулась, от неожиданности он упал на пол, сильно ударившись коленом о бетон, и, лежа на боку, корчась от боли и унижения, он не понимал, над чем хохочут эти молодые люди в униформе. Кто-то из охранников ударил его ногой, и, едва поднявшись, он почувствовал пинок в зад и полетел в сторону двери. Гогоча и сопровождая команды ударами дубинок, охранники вывели его во двор и после тщательного досмотра затолкали в автозак. Еще через два часа он был уже в другой тюрьме, как он понял, расположенной в какой-то промышленной зоне, куда даже через толстые, закопченные стекла запертой форточки доносились звуки тепловозных гудков, лязги стыкуемых вагонов и бубнящего громкоговорителя, указывавшего какой вагон и куда прицепить. Лестница в тюрьме вела куда-то вниз, но вели его недолго и, вопреки своему ожиданию, он оказался не в камере, а перед дверью, на которой висела табличка «Комната допросов».
– Стоять, лицом к стене, – скомандовал охранник и постучал ключами в дверь.
– Зайдите, – раздалась команда, и, войдя, он увидел немолодого человека в цивильном костюме, сидящего за столом и лениво перемешивающего