Я бессильно усмехнулся: и мысли же такой не допускалось, само собой вроде бы – ей плыть дальше… Да и что теперь все эти вопросы! Всё уничтожено, просто и непоправимо. Как будет мне теперь в Куйбышеве с родными, совсем сейчас далёкими?..
Уже видны пригородные парки, санатории, пляжи. Пора!
Часть 2. Метания
Простота и трогательность, с какими встретили меня родные (совсем, совсем постаревшие), сразу окутали теплом сердечной ласки. Я почувствовал себя маленьким и усталым, и обиженным, которого утешают. Невольно отвлекали непрерывные расспросы, разговоры, постоянное любовное внимание. Тоска лишь не заговаривалась, всё давила, трудя сердце.
Да, началась другая жизнь – я возвращён на землю. Грустно представлялось, как был бы я сейчас весел, полон радостных планов, не будь этих двух дней на пароходе. Отделённые патриархальной обстановкой скромной старушечьей квартирки, они уже казались мне где-то оставленным миражно манящим оазисом невероятного. Я ли, сидящий здесь вновь приласканный ребёнок, всё это пережил – в самом деле?
Ещё в троллейбусе, от Волги уносящим меня в город, оглушённо взирая на такие знакомые улицы, перекрёстки, дома, всем своим видом показывающие, что путешествие моё кончилось и ничто здесь не подтвердит, что оно было, я понял: жить мне в Куйбышеве – отравлено. Но тогда же счастливо вспомнилось, что бабушка моя, к которой я приехал, изредка ездила в Тольятти к своей старинной подруге погостить – уговорить-ка её вместе съездить на несколько дней! А уж оттуда – и в Москву. О… с этой идейкой чуть вздохнулось. Перспектива вернуться на то место, где потерянно осталась девочка, опять увидеть тот самый причал, а главное, а главное: каким-нибудь чудом найти, встретить её – теперь было моим упованием, отдушиной моей и защитой перед настоящим-Вечером между утром и мною уже стоял день. Сотнями лиц, калейдоскопом мелких впечатлений от прогулки по городу – хоть с милым узнаванием, но всё же больше ради того, чтобы побыть одному – этот день отдалил всё пароходное, вернул мне привычно вёрткую городскую приспособительность, которая неумолимо свидетельствовала, что в обычном мире я всё тот же, прежний. С бессильной неприятностью я замечал это в себе, чувствовал, как легко вхожу опять в механическую тупую суету вокруг. Но заметил и другое: совершенно не привлекали теперь меня никакие красивые или смазливые личики, наоборот – досадно претили. Лишь больней взнывало сердце… Уже в постели, перед сном, мне вдруг необыкновенно показался наш последний обмен взглядами, за минуту до суматохи, и явственно представился мой – она его мне отразила, всею собой. Этот взгляд был – ей в сердце. Его-то она уж не забудет, нет. Ещё сегодня, подумать только – сегодня – это было! А уже темно – готовилась первая ночь чёрной ямой прорвать моё бдение, связанное ещё с её присутствием вначале, – а уже казалась мне поездка эта феерическим сном… «А как она сейчас? – спохватился я, поразившись, что до сих пор, отдавшись своим переживаниям, не поинтересовался вот так, с её