хуя себе! Во влипла я!
– Так вот… – Марина провела пахнущими кофе губами по смуглому Викину плечу, – аппарат этот для обработки нормы.
– Правда?
– Да.
– Здорово…
– Это мой дедушка сделал. Он химик был. Ты норму пробовала хоть раз?
Однажды рискнула. У Зинки Лебедевой кусочек отщипнула.
– То-то, киса. А я регулярно. Двенадцать лет. Но благодаря моему гениальному дедушке она уже ничем не пахнет. Ясно?
– Ясно. Молодец дедуля. И долго так висеть ей?
– Сутки. Норму с вечера намочишь в крутом таком содовом растворе, размягчишь, чтоб кашицей стала. А потом в аппарат. Туда мела, соляной кислоты и немного едкого натра. Вот. В горячей воде час, а потом над раковиной. А через сутки она отвисится, колбы разъединяю, там внутри формочка стеклянная, такая же, как норма – квадратная… формочки – плюх… – Марина провела рукой по Викиному животу, погладила гладко выбритый лобок, – и милости просим. Такая же норма.
– А не вредная она после всех этих кислот?
– Нет, что ты. Они нейтрализуют. Ничем не пахнет. Как глина.
– Но тогда, может, лучше делать из чего-нибудь?
– Нет киса. Это не то.
Прижавшись к ней, Марина гладила её гениталии.
– Почему не то?
– Потому что это не норма. Это подделка. А за подделки у нас… прелесть какая… как ракушечка раскрывается… за подделки у нас не милуют. А тут всё в норме. В норме…
Они обнялись. Целуя Марину, Вика потянула её за руку:
– Пошли, пошли скорей.
– Что, наконец захотелось, киса? – таинственно засмеялась Марина. – Пошли…
Миновав тёмный коридор, они оказались в комнате.
Вика быстро легла на тахту, подложила под зад подушку, но вдруг приподняла голову:
– Слушай, Маринк, но после аппарата-то всё равно ведь говно? Ведь правда? Или другое что-то получается?
Марина осторожно ложилась на неё валетом:
– Да нет. Конечно, говном остаётся. Тут как ни перегоняй, ни фильтруй – всё равно. Из говна сметану не выгонишь…
– Это точно.
Марина опустилась на Вику, провела руками по расслабившимся бёдрам любовницы, погладила колени:
– Но ты на этот счёт не беспокойся, киса. Тебе ведь всё равно не жевать.
Вика улыбнулась в темноте и, недолго поискав, нашла губами в нависших над лицом гениталиях набухший влажный клитор Марины.
Ключи запутались в скомканном носовом платке.
Людмила Ивановна вытянула их за потёртый плетёный ремешок, отперла нижний замок, потом верхний.
Вошла. Положила сумочку на высокую тумбочку в прихожей, покосилась на себя в зеркало. Подкрашенная чёлка растрепалась, цветастый шарф слишком сильно выглядывал из-за воротника пальто.
Разделась, скинула туфли и босиком прошла на кухню.
Пластмассовый приёмник трансляции оказался привёрнутым не до конца, комариный голосок диктора передавал последние новости.
Людмила Ивановна повернула ручку. Голос окреп, заполнил кухню.
Сваренный утром суп стоял на плите. Кран по-прежнему тёк, вода проложила по эмали ржавую дорожку.
Людмила