старого обычая, о котором дон Пабло тоже был наслышан: никто никогда не ел под крышей, насколько бы высокопоставленным человеком он ни был. Прямо на земле расстилалось полотнище, на него выставлялись еда и питье, люди рассаживались спина к спине, если только не было какого-нибудь торжества, когда садились лицами друг к другу, и ели и пили отмеренные порции.
К приходу отряда в тамбо явно были готовы: приготовления не заняли много времени. Чункакамайок, в обязанности которого, как пояснила Корикойлюр, входило и наблюдение за тем, чтобы каждый из подчиненных ему людей получил положенный рацион, лично распоряжался. Так же поступали и другие десятники, и делалось все быстро и споро. Дон Пабло повидал немало бардака в испанских войсках, когда наступало время готовки и дележки пищи. Эффективная простота организации и слаженность действий в индейском отряде его удивили.
– Неужели всегда так? – спросил он у Корикойлюр.
– Здесь – да. А раньше так было везде.
На ужин подали тушеную похлебку из маиса с добавлением бананов. Бананы в горячей похлебке удивили дона Пабло не меньше, чем царивший вокруг порядок. Но если бананы просто его удивили, то обилие жгучего перца неприятно поразило. Несмотря на соблазнительный вид и ароматный пар, есть такую похлебку было решительно невозможно! Однако индейцы ели ее с видимым удовольствием. С таким же удовольствием ела ее и Корикойлюр. А когда он попробовал потушить пожар во рту чичей23, его лицо и вовсе вытянулось: даже самое дрянное вино, которое он в жизни не стал бы пить, показалось ему желанным напитком.
– У нас ведь есть еще сушеное мясо? – жалобно спросил он. – И простая вода здесь где-нибудь найдется?
Корикойлюр хихикнула. Только что невозмутимо-отстраненные индейцы, глядя на мучения дона Пабло, тоже захихикали. Чункакамайок поначалу нахмурился, но и он не выдержал и захихикал. Дон Пабло вскочил на ноги и бросился в тамбо. Вскочил и чункакамайок: побежал за ним. Вскочила и Корикойлюр, понимая, что без нее никак не объясниться. Порядок был нарушен, поднялась суета.
– Ima qhatichkan?24 – грозно раздалось за спинами.
Все обернулись. Взгляд явившегося на суету пачака камайока не просто излучал гнев: этот гнев, казалось, изливался огнем, да так, что вот-вот могла бы загореться тростниковая крыша тамбо. Чункакамайок посерел. Корикойлюр спряталась за дона Пабло. Дон Пабло остался один на один с взбешенным начальником отряда.
– Пить! Вода! Понимаешь? – стараясь подбирать как можно более простые слова, заговорил он и одновременно принялся жестикулировать: показывал на горло, тяжело дышал, делал вид, что подносит к губам емкость с водой и глотает.
Очевидно, жестикулировал дон Пабло так же смешно, как смешно выглядел, когда поперхнулся сначала похлебкой, а потом и чичей. Во всяком случае, взгляд пачака камайока сначала смягчился, а затем в нем появились искорки смеха. Только что грозный, теперь индеец явно