де Юкай!» – одновременно с презрением и почему-то с горечью подумал дон Пабло. – «Удивительно, как люди сохраняют веру в своих вождей, когда эти вожди прямо у них на глазах их же и предают!» Правда, Сайри Тупак, как прежде и Манко Юпанки, сполна получил за свое предательство: его втихую отравили те самые «дарители», от которых он принял крещение, рабов и доходы. Потому что предателей не любят даже те, кому предательство выгодно. «Так почему же, – продолжал размышлять дон Пабло, – до сих пор сохраняется вера в таких вождей?»
Небо стало потихоньку светлеть, а дон Пабло так и не сомкнул глаз. Ночь для него оказалась бессонной. А когда наступило утро, он чувствовал себя разбитым и больным. Вставать не хотелось, но пришлось: проснувшаяся Корикойлюр смотрела на него с нескрываемой тревогой – не пугать же ее навалившимся желанием завернуться в плащ, уснуть и больше не просыпаться? Впрочем, сама тревога Звёздочки его приободрила: тревожится, значит любит! Значит, вчерашнее ее «предательство» – никакое и не предательство. Значит, всё совсем не так уж и плохо, потому что – дон Пабло уже не мог иначе – всё в этом мире пустяк по сравнению с тем, что любит не только он, но и сам любим!
17
Организация завтрака была столь же простой и столь же эффективной, какою накануне была организация ужина. Одна беда: на завтрак предложили всё ту же маисовую похлебку с бананами и несусветным количеством жгучего перца. От похлебки, как от и чичи, дон Пабло решительно отказался. Он сам нарезал себе порцию из их с Корикойлюр запасов сушеного мяса, сходил к источнику за тамбо и взял из него воду. Чункакамайок и десять его подчиненных смотрели на это, но больше не хихикали. Возможно, смеяться дважды над одним и тем же у них считалось таким же дурным тоном, как и у европейцев – смеяться над не раз повторенной шуткой. А может, всё было намного проще: может, как и многим другим людям, по утрам им было не до смеху – тяжело вставать, тяжело осознавать, что впереди – длинный и полный работы день.
Где-то к полудню отряд подошел к реке и переброшенному через нее мосту. Это, как понял дон Пабло, была одна из немногих американских рек, еще не успевших получить испанское название. Индейцы называли ее Чунта-майу25, Пальмовая река, и ни с каким другим названием она не ассоциировалась. Ее не успели переименовать ни в Сан-Мигель, ни во что-то другое подобное, разве что исказили название, как прежде исказили название реки Уру-пампа, превращенной в Урубамбу26.
Сразу за мостом дорога пошла вверх и вскоре вывела на обширное и практически сплошь застроенное плато. Это и была собственно Вилькабамба – столица последнего независимого государства инков. Ее размеры поразили дона Пабло, ожидавшего увидеть что-нибудь вроде деревни в забытой Богом глуши. На самом же деле, если прикидывать на глаз, город в длину простирался примерно на целую лигу