Это и мой любимый герой тоже.
– Мне нравится, как он мыслит, – подхватила Амалия. – Не так уж часто встретишь героев, которые умеют мыслить.
– Да, и потом…
Но Амалия так и не узнала, что же будет потом, ибо из зелени вынырнула нафиксатуренная голова Емели Верещагина, а вслед за нею показался и он сам.
– Черт возьми! – завопил журналист, завидев их. – Они-таки здесь, негодники! Mademoiselle Amélie, ваша тетушка в гневе и расстройстве! Она нигде не может вас отыскать. В голову ей приходят самые мрачные подозрения!
– Я вас покидаю, – сказала Амалия с улыбкой и, пожав руку зардевшемуся Зимородкову, удалилась с Верещагиным. По ее виду никто не мог бы сказать, что за минуту до того она говорила со своим собеседником о преступлениях, а не о любви. Бедному Александру показалось, что он видел очаровательный, но совершенно фантастический сон.
Он встряхнул головой и попытался собраться с мыслями. Жюли Ланина. Вот ради кого он был здесь. Бедная Жюли, такая веселая, такая непосредственная, такая… такая живая. Доктор сказал, что она умерла от внезапной остановки сердца. Вскрытие, разумеется, Ланины делать не позволят. Остановка сердца, как и в пяти других случаях. Один в Париже, один в Вене, два в Петербурге, еще один – в Киеве. Все пострадавшие – молодые девушки, здоровые, красивые, богатые, принадлежащие к лучшему обществу. Никакого следствия, никаких следов насильственной смерти. Никаких видимых мотивов. Жюли обнаружили только утром – она мертвая лежала в своей постели. Накануне весь день девушка провела дома, ни с кем не встречалась. Прислуга не заметила ничего необычного – правда, в это время все были заняты приготовлениями к балу, может, что и упустили. Впрочем, у Александра все равно нет полномочий, чтобы вести это дело. Да полно, и есть ли оно, дело-то?
Какая она умница, Амалия! По нескольким вырезкам в один миг обо всем догадалась, а он-то сам грешил на доктора. Вот уж подлинно неуч, бастард поповский!
Нет, это уж он зря… ни к чему себя бередить…
Александр задел рукой свою папку, лежавшую рядом на скамье, и она упала. Хорошо, хоть вырезки снова не рассыпались, второй раз за день. А вообще, надо будет все их выбросить вместе с папкой да честно кражами заниматься! Не выйдет из него настоящего сыщика, ну и ладно. Не всем же быть семи пядей во лбу…
Зимородков наклонился и замер. На земле под скамьей лежал какой-то желтый бант. Александр взял его двумя пальцами и расправил. Тонкая ткань, похожа на батист-викторию. Или на шелк? И не бант это вовсе, а маленькая желтая розочка. Похоже, какое-то украшение. Наверное, кто-то обронил ее.
Александр хотел положить искусственную розочку на скамью и удалиться, но что-то словно толкнуло его, и он остановился. Желтые розы… желтые розы… Где же он слышал о них? И кажется, именно сегодня…
Да, верно! Две горничные с заплаканными глазами, которые шептались в коридоре.
– Ах, какая жалость!
– А мадам Эстель такое платье мадемуазель Жюли для бала сделала! Голубое с желтым, и вокруг на подоле желтые розочки. До чего прелестно – уму непостижимо!
– Да,