Оспожинки. Василий П. Аксенов

на холодную. Затопил баню. Печка-чугунка загудела.

      Эх ты, как здорово-то, думаю.

      Там бы, в Исленьске, мне такую баньку.

      В дом вернулся.

      Моет мама посуду. Говорит, меня увидев:

      – Никогда раньше посуду не била… Теперь мне по руке кто будто стукнет – выроню… Сколько вон банок уж поколотила.

      – Я бы помыл.

      – Да не смеши. Это была бы я совсем уж никакая… Помыть посуду-то могу. Сесть уж и ничего не делать-то – несчастье.

      Включил телевизор, выключил. Принёс из кладовки спиннинг. Катушку, «Невскую», проверил – вроде в рабочем состоянии, сломать её тут было некому – Василий не рыбак. Отыскал в рыболовном ящике блесну, черноспинку, которую дал мне, подарил ли, несколько лет назад Истомин Олег, бывший мой одноклассник, из Ялани, проживающий теперь в Ленинграде. Плыл как-то по Кеми на лодке я, а он рыбачил с берега – мы с ним и встретились.

      Спиннинг в угол у входной двери поставил, блесну повесил крючком на тюльпан.

      – На рыбалку, чё ли? – спрашивает мама.

      – Вечером, позже, – говорю.

      – А то как баню-то оставишь… Уж после бани.

      И после бани бы не надо, а то простынешь. Сходил бы завтра.

      – Видно будет.

      – Тебе и видно… Знаю, что пойдёшь.

      Отца Андрея Кураева почитал – расстроился.

      Ну, думаю.

      Через полчаса сходил опять в баню, дров в печку подложил. Достаточно, больше не стану заряжать. И сам я не люблю, когда жарко, и мама – та не сможет выдюжить такое пекло. Это Василий – тот отчаянный парильщик. До полусмерти, как умалишённый. Когда он в бане, мама, беспокоясь, просит меня, если я дома: «Сходи, милый, будь добр, проверь, Васька живой там, уже нет ли?.. Это ж когда ещё ушёл и до сих пор не появился». Иду, проверяю. Охает сладострастно, нахлёстывая себя веником по разным местам, да ахает, на подходе ещё слышу, в бане Васька – живой, значит. В окошко постучу, крикну: «Ты скоро там? Эй, мазохист!» Ответит: «Не мазохист, а сибарит!» Махнет мне веником: иди, мол, не мешай мне расслабляться. Ну, расслабляйся. И что за счастье, я не понимаю. Он и футбол по телевизору глядит, пусть среди ночи матч транслируют или под утро. Что за радость? И маме тоже непонятно: «Мячик гурьбой голяют, носятся, придумали ж такое… Да мужики. Ещё мальчишки бы, тем уж простительно… ума у тех, как в мячике, не больше… Мячик пихнут, вдогонку все за ём, беда и только».