местонахождения своего обидчика.
– Даже не знаю, что он должен был сделать, чтобы я его простила! – призналась я Вадику, гневно раздувая ноздри.
– Харакири? – добродушно подсказал мой напарник.
Я хмыкнула и слабо порадовалась, что уже могу над этим смеяться, – до начала душеспасительной беседы я при воспоминании о том вечере непроизвольно стискивала кулаки, вгоняя ногти в ладони. А той ночью в отеле мне нестерпимо хотелось набить кому-нибудь физиономию! Ну, хоть кому-нибудь! Только остатки политкорректности не позволяли мне использовать в качестве боксерской груши иностранца.
– Именно поэтому я стала посылать эсэмэски ему – своему бывшему соседу, – объяснила я.
– Пыталась таким образом избежать назревающего межнационального конфликта? – фыркнул напарник. – Ой, только не заливай! Да ты просто хотела заставить его вернуться, чтобы реализовать свои порочные желания!
Эта грубая мужская трактовка тонких душевных порывов мне совсем не понравилась. Я представила на миг, как сильно она не понравится моему супругу, если Вадик проболтается ему о моих берлинских страданиях, и пожалела, что открыла душу напарнику. И моя давняя любовь, и моя новая ненависть одинаково роняли меня в глазах мужа.
Стало ясно, что душевный разговор пора сворачивать, но Вадика уже было не остановить. Вникнув в то, что ему показалось сутью моих переживаний, он начал подводить под козни не расположенного ко мне мироздания философскую базу.
– Знаешь, Ленка, один мудрый человек, барахтаясь в зубах акулы, сказал себе так: «Я за свою жизнь съел столько рыбы, что по справедливости теперь рыба должна съесть меня!»
– Ты читал Хемингуэя? – некстати удивилась я. – Про акулу только врешь, не было ее там.
– Она тут, у нас, – акула пера! – Вадик изобразил шутливый поклон в мою сторону.
– А кто у нас человек?
– Я! – Напарник постучал себя в грудь кулаком. – И вообще, «человек» – это по-украински «муж, мужчина». И относиться к нам, мужчинам, нужно по-человечески! А ты вот лично сколько рыбы съела?
– Я вообще рыбу не ем! Я ее не люблю!
– А мужиков любишь? Вообще?
– Да. – Я кивнула, потому как понимала, что запираться бессмысленно: Вадик знает меня десять лет. – Мужиков я люблю. Но далеко не всех!
– Во-от! О том и речь!
Вадик победно щелкнул пальцами. Я посмотрела на него задумчиво.
– Кажется, я уловила смысл твоей аллегории…
– Смысл простой: ты, Ленка, отшила столько мужиков, что кто-то должен был отшить тебя! Один за всех и все за одного!
В голосе моего дотоле верного товарища послышалось неприятное ликование.
– Ты-то чего радуешься? – хмуро спросила я.
– Ну, здрасте! Меня же ты тоже отшила!
– Разве? – Я напрягла память.
– А разве нет? – Вадик расценил эту неуверенность по-своему, живо прыгнул на мою полку и сделал попытку приобнять