ляпнул:
– Пойду в лабораторию ученых, буду жить там.
– О! – сделал удивленный вид Стенька. – Как ты и докумекал-то до такого? Я бы не смог… – Но тут же тон «рабовладельца» сменился, став грубым и жестким. – Ты что, и впрямь считаешь, что один такой умный? В лабе теперь живут «Контактеры» и хрен кого подпускают ближе, чем на расстояние выстрела. Так что если я тебя отпущу, то ты, особенно такой, как сейчас, да еще и безоружный, протянешь самое большее до ночи. Я бы даже поспорил с тобой, только вот, опять, резону мне никакого. Поэтому выбрось из своей перекрученной лысой башки все мысли о свободе – она для тебя то же, что и смерть. И скажи спасибо мне, что приютил тебя. А теперь все, хватит лясы точить – вон, люди уже подтягиваются.
Глава 3
«Рабовладельцев» собралось на охоту не так уж и много – человек двадцать. У остальных, возможно, еще была еда, или же они предпочли другую «охоту» – на двуногую добычу. Собственно, Плюху было все равно – он уже не просто едва держался на ногах от боли, но находился в некоем полубреду: то видел людей и окружающую местность отчетливо, то словно сквозь мутную завесь, а порой в мозгу возникали картинки и вовсе не имеющие к действительности никакого отношения. Так в одном из семи рабов, взятых «рабовладельцами» на охоту, он вдруг узнал Илону и бросился к ней с воплем отчаянья. Но повернувшийся на крик человек оказался вовсе не Илоной, а… Шершнем.
– Тебя же убили!.. – пробормотал косморазведчик.
– Ну так что? – ответил сталкер. – Думал, теперь и должок отдавать не нужно, так-на? Пока мне спирт не вернешь, я с тебя не слезу.
Шершень и правда вскочил вдруг на плечи разведчика и запел, постукивая каблуками сапог по бокам Плюха:
– Эх, тачанка-ростовчанка, наша гордость и краса!.. Потом Шершень неожиданно исчез, но сапоги продолжали стучать по ребрам:
– Эй, ты! Хорош придуриваться!
– Я не при… – начал разведчик и провалился во тьму.
Первым, что услышал Плюх, выходя из очередного забытья, был женский голос:
– Говорила же тебе, рано его еще трогать!
«Кто это, – застучало в голове у косморазведчика частыми болезненными молоточками, – Илона?..»
Он уже собрался с силами, чтобы разлепить веки, но тут женщине ответил мужчина:
– А я тебя, Зинка, не спрашивал, трогать его или нет. Вот когда спрошу…
– Поздно будет спрашивать, когда он помрет.
– А ты не каркай мне тут, голубица! Иди, вон, картошки лучше свари. Да крапивы брось для навара.
Плюх все-таки открыл глаза. Увидел сначала, как Стенькина жена вынимает из полупустого мешка три картошины, а потом, с усилием повернув голову, – и самого Стеньку, рассматривающего его печальным взглядом.
Заметив, что он очнулся, «рабовладелец» вздохнул:
– И нахрена я тебя из «выжималки» доставал? Теперь только и делаю, что на себе таскаю да кормлю задарма.
– Я же просил… отпусти… – прохрипел Плюх.
– Я