/strong>
Витька вспоминал, все ли у них с дедом приготовлено для рыбалки? Есть малинка, черви и хлебный мякиш. Нету комаров, козявок и матарашек. Нету мормышей. Мормышей в поселке и не добыть, они водятся далеко, в верховьях пруда, на нападавших в воду ветках.
Витька спрыгнул с лавки, пошел к двери, засопел там, надевая кроссовки.
– Ты куда собрался?– крикнула ему с кухни мать.
– Матарашек иду ловить!– крикнул ей в ответ Витька, или может, он и не крикнул, просто звонкий голос такой у него.
– К берегу не подходи! Понял?!
– Понял!– натужно ответил Витька, спиной отворяя толстую тяжелую дверь.
В сенках маленькое окошко освещало только стену напротив. От полумрака в углах делалось жутко. Если бы не бык на стене, если бы не шум с Водной станции, Витька ни за что б не отважился тут бывать в одиночку. Как ни подмывало его скорей убежать отсюда, но не мог он не погладить быка – ведь тому в сенях тоже одиноко и страшно. Витька жалел его как живого, хоть этот бык – всего-навсего мазок бурой краски с потеками, кем-то ляпнутый кистью на стену. Стекшие капли засохли, будто тонкие ноги. Сколько их было, ног, Витька не знал, потому что считать не умел, да и неважно это было ему. Ладонью проведя по спине и холке быка, Витька ухватился за железную щеколду и потянул на себя наружную дверь.
Сощурясь от солнца, он перешагнул за порог, в душный июльский воздух. Во дворе баба Шура весила на веревку белье. Чтоб она не подумала, что ее внук отправился куда-то шалить и не задержала его, Витька пошел медленно. Идти медленно гораздо тяжелей, чем бежать.
– Ты куда это, дружок?– все равно окликнула бабушка.
– Матарашек иду ловить!
– К берегу чтоб – ни-ни! А то – никакой рыбалки!
– Ладно!– ответил Витька, скрываясь, наконец, за воротами.
Дом, в котором они живут, двухэтажный, длинный, из серых толстенных бревен, называется он – барак. Кроме Витьки с его семьей, обитает в нем много бабушек. Эти окна – там баба Вера, а над ней, в комнате наверху, Лаптева баба Валя; сбоку от нее, за стеной – Сорокина, звать ее баба Клава. Дальше – баба Люда и баба Оля. Через окна в доме бабушки все замечают и всегда все знают про Витьку. Дедушек же у него всего ничего, их лишь двое: деда Паша – муж бабы Шуры, да в комнате на углу Соколов. Он – Бобыль. Только Витьке наказали строго-настрого, чтобы Бобылем его он не звал. Витька называет его дедом. Дедом просто – и все.
Витька шел, шел вдоль дома – и не выдержал, побежал, чтоб скорее его пройти. Миновав дом, он взбежал на пригорок, где дуплистый тополь, огромный, почти до неба, и за тополем свернул вправо, на поляну у Водной станции. Эта поляна вся, за исключением узкой дорожки, поросла густою травой. Витька двинулся в траву с опаской, чтоб крапивой не изжалить голые руки и ноги – и лопухи, точно зеленые зонтики, сомкнулись над его головой. Здесь, под лопухами в траве много всякой живности, мух, комаров,– нужно только выследить и поймать, а в кармане у Витьки есть спичечный коробок, который ему надо наполнить. Добыча вскоре нашлась: толстый комар с пушистою мордочкой сидел, не улетая, на тыльной стороне лопуха. Витька, не дыша, взял пальцами комара за зеленое тельце и опустил в коробок, потом приложил коробок к уху и слушал, но комар не зудел, он еще не проснулся, быть может.
Матарашки, как всегда в теплый день, затеяли свои танцы – то взлетая ввысь, то припадая к земле. Матарашки – словно маленькие стрекозы, только на конце хвоста у каждой из них болтается по два волоска. Матарашек удобнее ловить кепкой, если орудовать ей точно сачком. Витька крался по поляне и взмахивал кепкой, и не сразу, но все-таки зачерпнул одну матарашку. Он осторожно, чтобы не надломить ее трепетавшие крылья, протиснул ее в щелочку коробка, снова слушал коробок ухом – и опять не разобрал ничего. Звуки заглушал шум с Водной станции, потому что станция – вот уж, рядом.
Желтый, обшитый досками, дом Водной станции со стороны поляны был невысок, но другая его стена, обращенная к пруду, спускалась до самого берега крутыми ступенями трибуны, огромной, во весь фасад здания. Водную окольцовывала крытая колоннада.
Витька сомневался один лишь миг – и припустил в колоннаду, чтобы посмотреть пруд. К берегу он не приблизится – нашел он для себя оправдание. Не поляне не осталось ни души, а впереди, на трибуне, загорала толпа народу. Витька, смяв козырек фуражки, уткнулся лбом в деревянную решетку перил – чтоб рассматривать отдыхающих. Нескольких из них он узнал. Тот вон, с мускулистой спиной, веселый – это Софа. Его боятся даже взрослые. Витька помнит, ему рассказывали, что Софа когда-то дрался и побил тут взрослого мужика! Софа – не имя его, кликуха. А теперь вот Софа как ни в чем не бывало, расселся на ступени и пересмехается с девками. Девки же хохочут, зубоскалят так, словно он им совсем не страшен. Или просто они не знают, что он смог побить мужика?
Пруд блестел от солнца чешуею крупной волны, и нигде не видно было рыбачьих лодок. Может, там, за Белым камнем, в заливах, где волна наверно слабее, кто-то с удочкой и рыбалит, но отсюда не разглядеть.
Над Водной станцией, над дальним берегом, стояли в небе пацаны, забравшиеся на вышку. Один из них,