отгородиться такой довольно четкой гранью от всего, что связано с мечтаниями, прикосновениями, лобзаниями, встречами, ожиданиями встреч и всем тем, что там дальше начинается и никак не может закончиться. А если вы этот путь начали, то как бы вы ни были чисты и как бы вы ни были романтичны, все равно к этой романтике у вас добавится нечто страстное, нечто, так сказать, земное, вполне земное, и это будет одним из источников ваших страданий.
Об этом говорил апостол Павел: желаю, чтобы все люди были, как и я (1 Кор. 7:7) – он был девственник. Но поскольку нельзя быть всем девственниками, то он добавляет: Впрочем, если и женишься, не согрешишь; и если девица выйдет замуж, не согрешит. Но таковые будут иметь скорби по плоти; а мне вас жаль (1 Кор. 7:28). То есть он даже жалел людей, которые вступают в эту полосу жизни. Потому что там действительно очень много страдания, особенно для людей чистых. Для нечистых людей там страданий мало, там больше наслаждений. А для людей чистых там страдание, смешанное с наслаждением – пропорции трудно распределить.
Будьте готовыми к тому, что вы будете смущаться: «А правильно ли я поступаю? А можно ли это? А не переступил ли я грань?» А потом на каком-то этапе вам расхочется молиться и захочется только стоять под балконом и смотреть снизу вверх на окна своей возлюбленной, как в песне: «Моя любовь на пятом этаже, почти где луна…» И в это время вы забудете про святых отцов на какое-то время, и так далее, и потом скажете: «Вот, я совершил падение, я забыл про молитву…» Ну что же, такие периоды в жизни у человека бывают, и надо быть к этому готовым. Причем Бог не прогневается, и духовник поймет, мне кажется, потому что… ну жизнь такая, а как иначе? Так что не думайте, что мы сможем определить эту тонкую грань между тем и тем. Если это уже начнется, то очень сильно будет переплетаться. Очень.
Целомудрие ценнее самой жизни!
Когда меня спрашивают о целомудрии, мне сразу же вспоминается история Иустина Философа – святого мученика, приявшего венец еще совсем молодым. Поражают его стойкость, мужество и мудрость, столь свойственные его имени и несвойственные его юности. Философ – любитель мудрости, любящий мудрость. Этот юноша был стоек в исповедании Христа, и его решили соблазнить на отречение от веры женской любовью и лаской, поскольку все языческие игрища и жертвоприношения, зачастую некоторые культы (в разных народах это по-разному было) особенно отличались бесстыдством и безнравственностью. Язычество сроднено, внутренне связано со всяким распутством, поэтому оно-то и являлось петлей и сетью для иудейского народа в древности. Они отвращались от истинного Бога к языческим культам не в поиске истины, не от жажды полноты знания, а просто по соблазну. Видели, слышали, соблазнялись, разжигались и уходили прочь от почитания истинного Бога.
Так вот, этого юношу отдали в руки блуднице, причем привязали его в саду, обнажив, оставили наедине с распутной женщиной, которая должна была его, беззащитного, довести до греховного воспламенения. И таким образом должен был войти в его сердце грех, а вслед за грехом