заглянул в кухню. Уэббер смотрел в окно. Он увидел отражение Уэббера и свое и на мгновенье ему почудилась третья фигура, слишком иллюзорная, чтобы решить, что кто-то заглядывает из сада – конечно, в кухне не было никого, кроме живого – пока еще живого — Уэббера.
Уэббер повернулся и посмотрел на Ирода. Он плакал.
– Будь ты проклят. Гореть тебе в аду.
Он прижал дуло к виску и нажал на спусковой крючок. От выстрела, эхом отразившегося от кафельных стен и пола кухни, у Ирода зазвенело в ушах. Уэббер, падая, перевернул стул. Какой дилетантский способ стреляться, размышлял Ирод, но, с другой стороны, нельзя же было ожидать, что Уэббер окажется профессионалом в таком деле, как самоубийство; характер самого акта исключал это. Дуло револьвера дернулось от выстрела верх, снеся верхнюю часть черепа, но Уэббер умудрился не убить себя. Глаза его были широко распахнуты, а рот судорожно открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы. В порыве милосердия Ирод забрал оружие из руки Уэббера и закончил работу за него, затем допил вино из своего бокала и собрался уходить. У двери он остановился и глянул в кухонное окно. Что-то было не так. Он быстро прошел к окну и обвел взглядом ухоженный и мягко освещенный сад. Сад окружала высокая стена с воротами по обе стороны дома. Ирод не заметил никаких признаков чьего-то присутствия, но тревога осталась.
Гость посмотрел на часы. Он пробыл здесь слишком долго, тем более если выстрелы привлекли внимание. Ирод нашел главный электрический щиток в чулане под лестницей и отключил электричество, после чего вытащил из внутреннего кармана голубую хирургическую маску и прикрыл ею нижнюю часть лица. В каком-то смысле вирус H1N1 оказался для него благом. Прохожие все так же иногда таращились на него, но человек с такой болезнью, как у него, видит в их взглядах не только любопытство, но и понимание.
Ирод, укрытый тенями, растворился в ночи и навсегда выбросил Джеремаю Уэббера и его дочь из головы. Уэббер сделал свой выбор, правильный выбор, на взгляд Ирода, – его дочери позволят жить. Он всегда – что бы ни говорил Уэбберу – работал один и нарушать обещание не собирался.
Потому что был человеком слова – на свой манер.
Глава 4
Когда кровь Уэббера смешивалась с пролитым вином и растекалась по кухонному полу, а Ирод вернулся во мрак, из которого появился, далеко на севере по лесной прогалине эхом разнесся звонок телефона.
Этот звук заставил мужчину, скрючившегося в грязной постели, мучительно очнуться ото сна и сразу же понять – это они: телефон от сети перед тем, как лечь спать, он отключил.
Лежа на кровати, он осторожно, не поворачивая головы, посмотрел в сторону телефонного аппарата, словно они уже были здесь, с ним, и любое движение могло подсказать им, что он проснулся.
Уходите. Оставьте меня в покое.
Забубнил, ожив, телевизор – он уловил отрывок какой-то старой комедии шестидесятых, над которой, помнится, смеялся вместе с матерью и отцом, сидя между ними на диване. При воспоминании о родителях к глазам подступили слезы. Ему было страшно, и он хотел, чтобы они защитили его,