вам никогда не грозила такая же опасность? Ужасно подумать, что можно погибнуть среди снега и льда, вдали от людей, без всякой помощи.
Молодая женщина вдруг остановилась и невольно попятилась назад.
Амвросий стоял неподвижно, на его лице не дрогнул ни один мускул, но глаза так грозно, с такой злобой были устремлены на говорившую, что она не в состоянии была продолжать свою речь.
– Мы ведь все должны когда-нибудь умереть, – неприятным тоном ответил старик. – Не все ли равно, отчего произойдет смерть, погибнете ли вы в горах или скончаетесь от какой-нибудь болезни? Конец все равно один. Итак, господин Кронек, завтра мы никак не можем подняться в горы. Нужно подождать два-три дня, если погода простоит такая же, как сейчас.
– А вы хорошо знаете дорогу? – спросил Генрих, вспомнив рассказ Гундель. – Она должна быть очень трудной после дождей и для неопытного горца, такого, как я, вероятно, представляет большую опасность.
Амвросий так сердито стукнул своей палкой, что конец ее глубоко вонзился в землю.
– Ах, так и вы боитесь? – с громким, злым смехом воскликнул он. – В таком случае, конечно, будет благоразумнее оставить Снежную вершину в покое. Я думал, что вы не похожи на тех городских господчиков, которые храбро лезут наверх, когда дорога гладка, как полотно, и при малейшем препятствии бегут обратно. По мне, как хотите, я ведь вам не навязываюсь в проводники… Прощайте!
С этими словами старик повернулся и пошел дальше.
– Прощайте, Амвросий, и в другой раз не будьте так суровы! – смеясь, крикнул ему вслед Генрих.
– Какой странный человек! – с каким-то непонятным беспокойством проговорила Эвелина. – Я не понимаю, какое удовольствие вы можете находить в его обществе? Разве вы не заметили, каким взглядом он смерил меня, когда я заговорила о жизни в горах? Ведь я не сказала ему ничего обидного. Что с ним?
– Ничего особенного! Минутное настроение, которое у него постоянно меняется. С этим уж приходится считаться, раз желаешь иметь дело с таким оригиналом. Вообще, Амвросий не отличается любезностью; скалы, среди которых он вырос, не тверже его характера; он так же мало чувствителен, как и они. Должен сознаться, что многое в этом старике кажется мне непонятным и загадочным, и иногда я испытываю в его присутствии жуткое чувство. Но меня всегда больше интересуют исключительные личности, чем обыкновенные, такие, над которыми я должен задуматься, для того чтобы определить их, узнать, что скрывается в глубине их души.
По-видимому, Эвелина не разделяла интереса Генриха к загадочным людям, но она ничего не ответила, и между родственниками воцарилось полное молчание. Оба чувствовали, что прерванный приходом Амвросия разговор должен непременно возобновиться, но не знали, с чего начать. Генрих поднял свою шляпу, которую небрежно бросил на большой камень, и стал тщательно укреплять на ней небольшой букет альпийских цветов, набранных во время прогулки, а Эвелина стояла в пол-оборота к нему и смотрела на расстилавшийся перед ней ландшафт. Вилла с окружающим