фотографию этого места, она висит дома, в Англии, на стене в изголовье моей кровати. А здесь все настоящее. Африканские птицы, африканское утро, африканский птичий щебет. Пахнет беконом. Я встаю. Пижама из каталога «Кэй». Сосновые половицы под ногами теплые и шершавые, нити бусин касаются лица, будто кончики пальцев…
Папа, в рубашке хаки с короткими рукавами, сидит за столом и читает газету «Родезийский вестник».
– Кракен пробуждается. – Он всегда так говорит мне по утрам. Это название книги Джона Уиндема про монстров, которым удалось растопить полярные льды и устроить всемирный потоп.
Я сажусь за стол:
– Доброе утро, папа.
Папа откладывает газету:
– Я хотел тебя разбудить, чтобы ты встретил свой первый африканский рассвет, но Джой велела тебя не трогать, мол, пусть бедолага отоспится после двенадцатичасового перелета. Так что рассвет завтра встретим. Есть хочешь?
Я киваю – проголодался, наверное. Папа поворачивает голову к кухне:
– Джой? Виолетта? Юноше нужно подкрепиться!
В дверях появляется Джой:
– Нэйтан!
Про Джой я все знаю, мама называет ее папиной дурехой, но все равно странно видеть, как папа милуется с другой женщиной. В июне у них родится ребенок, так что очевидно, что у папы с Джой были половые сношения. Младенец будет моим сводным братом или сводной сестрой, но имя ему еще не придумали. Интересно, что он делает целыми днями.
– Выспался? – спрашивает Джой.
У нее сильный родезийский акцент, как у папы.
– Да. Только странные сны видел.
– После долгого перелета всегда странное снится. Будешь апельсиний сок и сэндвич с беконом? – предлагает Джой.
Мне нравится, как она говорит «апельсиний сок». Мама бы поморщилась.
– Да, спасибо.
– И кофе тоже, – добавляет папа.
– Мама говорит, что мне еще рано употреблять напитки с кофеином, – объясняю я.
– Вздор, – улыбается папа. – Кофе – эликсир жизни, а родезийский кофе – самый лучший на свете. Выпьешь кофе.
– Апельсиний сок, сэндвич с беконом и кофе, – повторяет Джой. – Так Виолетте и скажем.
Дверь закрывается. Виолетта – прислуга. Мама часто кричала папе: «Фрэнк, я к тебе в прислуги не нанималась!» Папа раскуривает трубку, запах табака напоминает о том времени, когда они с мамой были женаты.
– Рассказывай, дружок, что за странный сон тебе приснился, – говорит он уголком рта.
Я с любопытством разглядываю газелью голову, мушкеты папиного дедушки времен Бурской войны, потолочный вентилятор.
– Мы с мамой пошли в гости к одной даме, настоящей леди, из знатных господ. А дом куда-то запропастился, и мы спросили какого-то мойщика окон, но он не знал… а потом дом нашелся, большой такой особняк, как в «Рожденных в поместье»{8}. А там был мальчик, его Иона звали, но он превратился в огромную собаку. И Иегуди Менухин