мне было только двадцать два года. Я думал, что знаю свою игру от А до Я. А почему же мне было так не думать?
Наблюдая за доской котировок, я обратил внимание на кое-какие акции. Они вели себя правильно – так, как должны были по моим представлениям. Я купил сотню по 84 доллара и менее чем через полчаса продал их по 85. Затем я увидел еще кое-что привлекательное и, поступив точно так же, за очень короткое время срубил ¾ пункта. Недурное начало, не так ли?
Но это было только начало. В тот день, когда я стал клиентом уважаемой фирмы, являющейся членом фондовой биржи, всего за два часа я успел купить и продать более тысячи акций. Но чистым итогом этих операций стал убыток в размере более тысячи долларов. Иными словами, после первой попытки торговли в новых условиях я потерял почти половину всего, что имел. И это при том, что некоторые сделки были для меня прибыльными. Проигрыши оказались масштабнее выигрышей, о чем и свидетельствовал конечный результат: минус 1100 долларов.
Меня это не особо встревожило, потому что я не видел, в чем мог быть не прав. Все мои движения были достаточно разумны, и, если бы это происходило в Cosmopolitan, я наверняка остался бы в плюсе. О том, что эта машина сработала не так, как должна была, явным и недвусмысленным образом свидетельствовал итог дня: убыток в 1100 долларов. Но, пока машинист все делает как надо, тревожиться не о чем. В двадцать два года невежество не является структурным недостатком.
Спустя несколько дней я сказал себе: «У меня не получается играть здесь так, как я привык. Тикерная лента не помогает!», – но не стал докапываться до сути дела. Я продолжал действовать в том же духе, иногда выигрывая, иногда проигрывая, пока наконец не проигрался вчистую. Тогда-то я и уговорил старика Фуллертона ссудить мне пять сотен долларов. А потом я, как уже рассказывал, вернулся из Сент-Луиса с деньгами, которые удалось заработать в тамошних бакет-шопах – с помощью той игры, в которой я всегда побеждал.
Теперь я играл осторожнее, и какое-то время дела шли в гору. Жить стало несколько веселее. Я завел друзей, и мы хорошо проводили время. Ведь мне не было еще двадцати трех. В Нью-Йорке я жил один, кошелек был набит легкими деньгами, а в душе вызревала уверенность, что я уже начал понимать механику новой для меня игры.
Я старался учитывать то, что мои распоряжения выполняются биржевыми операторами с известной задержкой, и действовал теперь более осторожно. Но я все еще был привязан к тикерной ленте, а значит, по-прежнему не понимал некоторых фундаментальных правил игры, и, пока это было так, я не мог выявить настоящие слабые места своей игрой.
В 1901 году экономика переживала настоящий бум, и я заработал большую кучу денег – большую для того юного человека, каким я был тогда. Помните те времена? Страна процветала. Начиналась эпоха объединения промышленных компаний, консолидации капитала и неслыханного увлечения публики биржевой игрой. В былые времена вершиной активности на Уолл-стрит считались дни, когда из рук в руки переходили 250 тысяч акций номинальной