хозяйка вечных снов…
1990-е
«Ужасный век, ужасные сердца!..»
Ужасный век, ужасные сердца!..
Ужасный век, ужасные сердца, —
Да это же про нас, про наше время!
Как, в сущности, невыносимо бремя,
Что нас гнетёт – до смертного конца…
Да, времена не выбирают. Да,
Мы всё это прошли, прониклись, знаем, —
Так что о счастье сказочном мечтаем
Лишь изредка, украдкой, иногда…
Ну, что ж, нам остаётся как-то жить
И радоваться самому простому:
Какому ни на есть – родному дому,
Июньскому рассвету золотому,
Всем тем, к кому домой привык спешить…
Какой бы за окошком ни был век,
Терпи и не сгибайся, человек.
2009
Моя Москва
Москва становится какой-то неродной.
Там, где когда-то на студенческие крохи
Ты мог с друзьями посидеть за чашкой кофе,
Вход нынче – лишь с битком набитою мошной!
Там, где простор Тверской искрился и сверкал, —
Именовалось это улицею Горького, —
Авто теперь – сплошной смердящий вал,
И обонять и видеть это – горько…
Москва… Она как будто бы чужая,
Как декорация —
для денежных мешков
И для напыщенных державных петухов!
Её уют, словно туман весенний, тает…
Вот только некуда мне деться…
Верю я,
Что, невзирая ни на что, Москва – моя!
2011
Сонет
Вся наша жизнь в трудах, свершеньях и заботах,
Живёшь в кругу сует, тревожась и любя…
Вот только б не пришлось оплакивать кого-то,
И повод бы не дать оплакивать себя!..
Как наша жизнь хрупка, как беды хороводом
Всё кружат подле нас, бесовски хохоча…
Достало б только сил, чтоб одолеть невзгоды,
Чтобы не погибать, как жертвам палача…
Достало б только сил, достало бы надежды,
Достало бы упорства свой продолжить путь!
А мне – средь суеты и дел нелёгких между —
На будущий наш мир взглянуть бы – хоть чуть-чуть…
А колокол судьбы бьёт мерно и протяжно,
И, Боже, дай мне сил свершить свой путь отважно!
2011
«Ты прислушивался, хоть когда-нибудь…»
Ты прислушивался, хоть когда-нибудь,
к бою старинных часов?
К этим отзвукам давней, навеки умчавшейся жизни?
Эти отзвуки невозвратимых, умолкнувших голосов,
Преисполнившиеся печали, —
и может, слегка, укоризны?..
Потемневший от времени,
пропитавшийся пылью футляр…
Их тяжёлая поступь —
с протяжным, натруженным хрипом,
А порой – даже словно бы
с придушённым и сдавленным вскриком.
А ведь я уже сам почти так же натружен и стар!
И покуда и в них, и во мне ещё теплится жизнь,
И работаем,