чтобы всё было совершенно по-другому. Ей хотелось на старости лет, простого человеческого счастья, пусть даже не женского. Ей хотелось тишины и уважения. Ей хотелось, чтобы её любили, как мать и как бабушку. Только тогда бы она обрела покой и забвение. Но всякий раз, когда она хотела добиться именно этого, она начинала вставлять свои «пять копеек» в чужую жизнь и, как правило, своими упрёками и нравоучениями, всё портила и, их отношения летели в тартарары. А потом, когда она оставалась одна, Афанасьевна начинала себя ругать и от этого псих её переходил в ненависть. Она царапала себе руки и кусала губы. Она ненавидела себя и даже иногда хотела уйти из жизни. Но всё же её, что-то останавливало и она, успокоившись, дрожащими руками брала телефон и, притворяясь очень больной, но доброй бабушкой и звонила Идочке и начинала плакать, просить прощения и обещать ей всё, что она захочет. А Идочка знала это и пользовалась бабушкиной слабостью и добротой. И игра между бабушкой и внучкой продолжалась, выходя на новые витки коварных интриг и стёбов друг над другом, переходящими в настоящую борьбу над властью в своём мирке, где бабушка, очевидно, начинала терять лидерство перед молодой волчицей.
– Алё, Идочка! Это я, бабушка. Не выключай, пожалуйста, телефон. Послушай, меня! – Афанасьевна, начала дрожащим голосом, с подступившим к горлу, плачущим и скребущим комом, жалобно подкрадываться к внучке, чтобы она, не дай бог, отключила телефон. Ей нужно было, только одно, зацепиться за уши внучки, а там она твердо знала, что найдёт способ уговорить её вернуться домой. А уж тогда, она снова постепенно возьмёт над ней верх.
– Я тебе сказала мне не звонить! – твердо отрезала Аида.
– Что ты, что-ты, Аидочка. Я ведь по делу тебе звоню. – Афанасьевна почувствовала маленькую зацепку для разговора. Она хорошо знала внучку и её слабые места. – Послушай! Я вызывала скорую… – Афанасьевна тяжело вздохнула.
– И чо? – нервно отреагировала Идочка.
– Ну, ты же знаешь, что у меня давление. А после нашей ссоры, оно повысилось до двухсот двадцати. И вот мне врач сделал укол и сказал, что нужно ещё сделать один через два часа. А мне ведь не кому. Ты, уж пожалуйста меня прости. Мне очень плохо. Не знаю, сколько мне еще осталось. Ты бы уж пришла, да уколола меня. А потом бы шла по своим делам. Ну, уж очень мне плохо Идочка! – Афанасьевна, провела разведку боем. Прижав поближе к уху телефон, внимательно прислушалась, чтобы понять настроение внучки, и где она находится. Сквозь своё же тяжелое дыхание, она услышала в трубке телефона шум улицы и проезжающих машин.
– Значит не в подвале и не на квартире! – быстро промелькнула мысль у Афанасьевны. – Значит, где-то на улице шатается! – сама себя начала успокаивать она. И не дожидаясь ответа, Афанасьевна заскрипела в трубку старческим больным голосом, – Ой, Идочка! Ой, чего-то, мне не хорошо! Приехала бы, а?
– Я тебе сказала, отстань от меня, старая