бы они не отпирались (что, впрочем, тоже являлось частью этой игры). Награда всегда делилась пополам, и никто не оставался в накладе, так как выигрывали всегда двое. Ну а если кому-то не удавалось выпустить свое Я из тесного стойла ханжества, то проигрыш тоже был обоюдным, хотя и не обременительным.
Сейчас вся проблема была лишь в этой странной краткосрочной амнезии, которая так досадно не позволила ему насладиться призом, нежданно-негаданно упавшим к нему на полку. А все дело в этом коньяке, которым с такой навязчивостью потчевал Шатолина лукавый Маркович, вечный жид, занимающийся на досуге, в порядке общественной нагрузки страхованием человечества от повышенного идиотизма. «Врач-вредитель хренов. Мне он как-то сразу показался подозрительным».
Взгляд его снова упал на стол, где пыжилась в своем многозвездном мундире злополучная бокастая бутылка. Рука сама непроизвольно потянулась к горлышку. Шатолин вытащил пробку, взял бутылку за бока, и осторожно, будто это был нитроглицерин, нацедил темную жидкость в черненную чарку. Он поднес чарку к губам, жадно втянул расширившимися ноздрями аромат дубовой коры и неожиданно, без какого-то командного импульса из подсознания опрокинул чарку в рот. Предательский эликсир, щедро омыв язык и небо, проскользнул в горло и тут же разлился теплом по всему телу, мгновенно достигнув кончиков пальцев на ногах и вернувшись отдачей в мозг. В голове будто щелкнул какой-то тумблер, и новое понимание этой ночи и себя в ней озарило сознание ярким, но холодным, инертным светом.
«Это Агасфер, он уже две тысячи лет дурью мается, а теперь и этому покоя не даст!», пронзила мозг непонятная, но понятая мысль, будто кто-то нашептал прямо на ухо, и вернулась из глубин сознания многократно усиленным эхом: «Время пришло!..шло!..шло!».
Легенду об Агасфере он хоть и смутно, но помнил, а вот для чего пришло время, он так и не понял. Наверно это было продолжением того странного сна, навеянного, стариком и стуком колес под коньяк, но улучшение состояния было налицо. Шатолин в мгновенье вспомнил почти всю прошлую ночь – значит коньяк действовал, хоть тут не обманул старик. Он вновь налил в чарку коньяка и отправил его вдогонку первой порции.
Теперь спонтанная интрижка с проводницей Светой несколько прояснилась. Восстанавливая память, он размотал события прошедшей ночи с конца в начало и не нашел ничего выходящего за рамки его личного опыта. Света, судя по всему, осталась довольна, его репутация не пострадала, и если не рассказывать об этом приключении широкой публике, то его можно со спокойной душой внести в секретный отдел памяти, открытый сугубо для личного пользования. Непроясненным остался этот старик, Маркович, и все что с ним было связано. Всплывали несвязные обрывки разговора, двусмысленные фразы и какая-то псевдонаучная чепуха, касающаяся альтернативности истории. Частичная амнезия у Шатолина без сомнения каким-то образом была связана с питьем армянского коньяка. Помнится, старик еще приговаривал что-то о точности дозы. Теперь же с помощью того же самого коньяка память возвращалась, странным