речь. Сначала это было что-то вроде дани уважения предкам Габриэллы – матери близняшек, затем переросло и в вовсе безумное поклонение этой стране, чего никогда не понимала Иззи. Она могла свободно, ну, или почти свободно, разговаривать на обоих языках, но всегда отдавала предпочтение английскому. Ее младшая сестра-близнец предпочитала говорить на французском и говорила бегло, не хуже любого француза. Эбби была очарована этой страной и мечтала поступить в Монктонский Университет, а затем отправиться на стажировку во Францию. Что больше всего поражало Изабель, так это то, что Эбби понимала французскую речь, когда она сама не внимала ни слова. Она неустанно твердила, что «знать язык – это одно, а понимать его – совсем другое». Но с этим Изабель еще могла справиться: даже на вопросы сестры или матери, заданные на чуждом ей языке, она в отместку отвечала по-английски.
Настоящим испытанием для нее была каждая пятница: в их семье проходили французские вечера, когда мать и младшая из близняшек готовили французскую кухню, а за столом говорили о любви исключительно на языке любви, в эти дни никаких друзей чета Айнур не принимала. С этим Иззи справиться не могла. Либо ешь – либо сиди в комнате и голодай. Она бы без колебаний выбрала второе, но, все же, немного уважала отца и любила мать, что автоматически превращало пятницу в самый отвратный день недели.
В другие дни французская речь легко переходила в английскую, особенно, если дом принимал носителей одного из языков. Но это не слишком утешало девушку, привыкшую к хоть мизерной, но стабильности. А об этом она не могла и мечтать, пока, для начала, не закончит школу.
– Иззи, ты говоришь на французском? – просияла Габриэлла.
Ее голос звучал еще очаровательнее на языке Гюго и Мольера.
– Да. Сегодня да, – ответила Иззи, изо всех сил скрывая неприязнь.
– Что же тебя сподвигло на такую снисходительность? – скептически спросил Натан, исподлобья глядя на дочь.
Иззи с вызовом посмотрела на отца.
– Ничего. Я уже и привычкам своим изменить не могу?
– Иззи, старается искупить последствия своей глупой выходки, – мягко, но с высокомерием произнесла Эбби, отломала кусочек отсвоего шпината со сливками.
– Какой выходки? – Натан обратился к младшей из дочерей. Даже сейчас, когда он не был расположен к веселью, в его глазах читались любовь и преданность.
Пока Иззи успела сообразить, о чем именно талдычит ее сестра и что-то возразить, Эбби сказала за нее:
– В ее предметах по выбору нет французского языка.
Черт. Откуда она знает? Ну, конечно! Как она может не знать? Французский был одним из тех предметов, на которые они ходили вместе.
Натан даже не удосужился переспросить. Сказать что-то вроде, мол: «Ты, наверное, шутишь? Чтобы Иззи? Твоя сестра? Да никогда!».
Вместо этого он сказал:
– Ты понимаешь, что натворила? – в его глазах читался нескрываемый гнев.
Ну,