стражу?
– Вы только зря сорвете хрустальный голосок… любовь моя. Вся стража спешит на бой с драконом. И нам тоже надо спешить…
– Ах, отчего у вас такие горячие руки?
– Зато вы холодны, как лед. После стольких лет разлуки вы, конечно, всё забыли. Тот зимний вечер в оранжерее, музыку, игравшую где-то далеко-далеко, словно бы в другом мире…
– Я… я помню это. Но вы так неожиданно пропали, не оставив следа…
– На то были веские причины. Ваш отец не желал нашего союза.
– Не желает и сейчас. Ох! Ч-что вы такое делаете..? Прекратите сейчас же! Грех на вас, ведь я уже помолвлена…
– Знаю, любовь моя… Свет моих очей… Как же долго я ждал… Ведь ты не любишь его, он стар и лыс. Давай сбежим, пока не поздно!
– А если… я скажу… нет?
– Тогда я похищу тебя и все равно заберу с собой! Однажды ты поймешь, что…
– Я уже поняла! Всё поняла! Только не прекращай, прошу тебя, пока я не передумала… Ох-х… Но что это, почему больше не слышно дракона?
– Он улетел, любимая. И нам пора. Больше нас с тобой никому не разлучить!
Когда влюблённые выскользнули из комнаты, принцесса Ровена перевела наконец дух и высунула лицо с горящими от волнения щёчками из-под одеяла.
Дракона действительно слышно не было, зато доносились приглушённые крики опоздавших с ним сразиться воинов. Улеглась постепенно суета и во дворце медленно начал восстанавливаться порядок. Где-то за стеной уже требовали важным басом подать экипаж с шестёркой лошадей по казённой надобности.
Принцессе едва исполнилось одиннадцать, но в свои годы она была умной девочкой и сообразила, что лучше всего сейчас будет лечь досыпать. Придворная дама, воспитательница младшей дочери короля, пожалованная высочайшей милостью сыграть свадьбу в один день с принцессой Люсиль, сбежала с мужчиной ради морганатического брака. Скандал, конечно, ужасный, но до утра как-нибудь подождет, не так ли?
В глубине тенистого парка, разбитого за королевским дворцом и выходящего прямо на прибрежные утесы издавна располагался монастырь святого Панталония Меченосца. Морские волны день и ночь катились валами где-то внизу, у подножия базальтовых плит, и живущие в благочинной обители монахи нередко чувствовали, как содрогаются под их ногами полы. Больше же ничего мирского сквозь увитые плющом и лимонником вперемешку стены монастыря не проникало. Ни шум близкого города, ни отзвуки королевских пиров, ни крепкий морской ветер. Кованая решетка, огораживающая парк, а также стража, ходящая вдоль оной дозором, не допускала простых людей в заповедные недра.
Не слышала святая братия и рёва дракона, а потому толстый монах, задумчиво стоя на часах у ворот обители и почесывая следы комариных укусов, не ожидал подвоха от неожиданно явившегося перед ним ражего молодца.
– Мир тебе, прохожий человек, – скучным голосом проговорил служитель церкви, уставший стоять и втайне желавший отцу-настоятелю разделить